Алексей Корепанов - Мы новый мир построим...

– Без проблем, братишки, – миролюбиво начал он, по-прежнему не шевелясь. – Думаю, как-нибудь поладим.

И с последним произнесенным звуком, одним резким движением кисти, еще помнящей тяжесть кавалерийской шашки, без замаха метнул «фомку» в лицо вооруженному пистолетом бычку. И тут же рванувшись к стоящей рядом кровати, схватил подушку и швырнул ее в сидящего за столом «братишку». Одним взглядом оценив эффект, произведенный увесистой «фомкой» (а она угодила именно туда, куда Андронов и метил – в переносицу), он вслед за подушкой бросился на ближнего гостя, не успевшего даже поднять руки, и всем телом налетел на него, сбивая на пол. Ухватился пятерней за волосы «братишки» («Эх, что ж вы не ходите обритые, как раньше?») и несколько раз впечатал его физиономию в пол. И хоть и мягким был линолеум, физиономия впечатывалась со стуком и хрустом, как и положено.

Секундная стрелка вряд ли успела описать хотя бы один круг, когда Андронов выпрямился и оглядел дело рук своих.

«Вот так, ребята... Нет, не ходили вы с шашкой на пулеметы...»

Бычок, отведавший «фомки», упал с тумбочки на кровать и лежал ничком, пачкая кровью покрывало. И признаков жизни пока не подавал, так же, как и его соратник, умиротворенно и тоже ничком распластавшийся у стола. Нужно было что-то делать с этими тушами, пребывающими в бытие, но в бытие бессознательном, нейтрализовать их на как можно более долгий срок.

Задача была предельно ясной, а со средствами ее реализации Андронов определился в течение нескольких секунд. Подобрав с пола пистолет, он, для верности, добавил одному и другому по массивным затылкам, соблюдая, впрочем, меру – убивать он больше никого не собирался. Пришлось изрядно попотеть, освобождая туши от курток, а потом вновь надевать их на бычков – уже задом наперед, застегивая на спине, да еще и завязывая там же, на спине, рукава узлом, так, чтобы «братишки» не могли руками шевельнуть в этих коконах. Мало того, он не поленился замотать обоих в гостиничное белье – одного в пододеяльник, а другого в простыню – и закрепить эти саваны предварительно вытащенными из джинсов горемык ремнями. Не переводя духа, он наведался в душевую, намочил оба полагающихся ему полотенца и накрепко связал щиколотки бедолаг. Именно бедолаг, неудачников, а не врагов. Никакой неприязни к ним Андронов не испытывал, и поступал с ними столь бесцеремонно не из-за собственного садизма, а исходя только лишь из интересов дела. И ради собственной безопасности – в первую очередь.

Провозившись еще достаточно долго и вконец запыхавшись, он все-таки доделал работу до конца, утомленно сел на разоренную постель и закурил. Бычки были рассортированы, опломбированы и сданы на хранение. Один, с кляпом из носового платка, покоился на животе на кафельном полу душевой, привязанный наволочкой к трубе умывальника. Даже если бы удалось ему добраться до двери, открыть ее он бы вряд ли смог, как не смог бы это сделать спеленатый ребенок. Второй, тоже с кляпом, угодил в менее комфортные условия – он теснился в стенном шкафу, в прихожей, вообще без каких-либо шансов самостоятельно выбраться оттуда, потому что дверцу шкафа надежно заблокировал стул, уложенный враспорку между шкафом и стеной душевой-туалета. Да, условия содержания, конечно же, были ужасными – но зато как эти двое потерпевших будут радоваться жизни, когда обретут, наконец, свободу...

«Но свободу эту подарит вам кто угодно, но только не я», – подумал Андронов. Ему теперь нужно было, распрощавшись с мыслями о горячем душе, бассейне, сауне, о неспешном ужине в ресторане, хватать свои манатки и брать такси до ближайшего к городу железнодорожного узла. А то и мотать прямо в Киев, и оттуда, незамедлительно, – в Москву. А там уж пусть отцы-командиры решают, как жить дальше.

Но сначала нужно было встретиться с Регбистом. Непременно встретиться с Регбистом.

Андронов встал, надел куртку. Вернул в карман свои документы (бумажник, к его удивлению, оказался на месте), погрузил в сумку пистолет и «фомку». Сложил одеяло так, чтобы не было видно кровавого пятна, вышел в прихожую и, перешагнув через лежащий на полу стул, громко произнес:

– Братишки, извините, что так получилось. Крепитесь, скоро вас выпустят. А я уж пойду... Не держите зла, просто работа у нас с вами такая.

Из шкафа донеслось частое сопение.

Андронов запер за собой дверь номера и на всякий случай постучался в соседний. Никто ему не ответил, потому что времени прошло всего ничего.

В коридоре было по-прежнему тихо и безлюдно. Держа в руке ключ, прицепленный к массивной бульбе, Андронов дошел до лестницы, спустился на один пролет и, пристроив сумку на подоконник, стал ждать Регбиста.

...Он поглядывал на вполне уже оформившиеся сумерки за окном, в котором застыло его нечеткое отражение, и вновь представлял себя, тогдашнего, очутившегося в новом своем жилище. В двухкомнатной квартире на третьем этаже – почему-то, как вскоре выяснилось, не в Питере, а в Москве. Квартира была со всеми удобствами, и с мебелью, и с разнообразной одеждой, и с книгами, и с битком набитым холодильником, и с документами, и с кучей денег... Оплатой? За что? Все было непривычным, незнакомым, об очень многом он тогда и понятия не имел... Но – что характерно – все воспринималось почти как само собой разумеющееся... нет, конечно, определенное обалдение и опупение присутствовало, причем в избытке присутствовало, но – опупение, а не шок, не удар прикладом по затылку... И со всякими техническими причиндалами он, как выяснилось, умел обращаться, словно какая-то часть его существа уже бывала тут и худо-бедно знала, что к чему. На месте ему не сиделось, кровь бурлила – однако, он сумел пересилить, сдержать себя – что оказалось полной неожиданностью для него самого, – и несколько дней провел в роскошных своих хоромах, не высовывая носа на улицу (благо с харчами проблем не было) и стараясь хоть что-то уяснить для себя. Хватался то за газеты с журналами (их тоже было навалом), то за книги, слушал радио, до глубокой ночи смотрел телевизор... И опять-таки не испытывал шока, голова работала ясно, и вовсю шла перестройка в мозгах, пропитанных прежними лозунгами. А потом последовала первая вылазка из дома, на улицу, первый поход в магазин. И первая женщина, которую он привел к себе, а наутро выгнал, совершенно охренев от ее немыслимых взглядов на жизнь.

Гораздо позже, уже кое-как освоившись, уже приобщившись к многообразным развлечениям, которыми была ох как богата столица, он прикинул, сколько еще может жить безбедно – и понял, что пора думать о каком-то источнике заработка. Правда, поисками заняться так и не успел – источник сам нашел его.

Задавшись вопросом о том, отчего ему так легко удалось приспособиться к новым реалиям, он сразу же ответил на него: значит, так он устроен, такая у него натура – а потому он и сумел открыть Дверь. Доводилось ему уже многое в своей жизни менять и участвовать в невиданных и неслыханных событиях, оставаясь самим собой, стараясь крепко сидеть в седле и ни в каких, даже самых сложных ситуациях не вешать носа. В конце концов, какими бы ни были фрагменты, они, один за другим, складывались в общую картину, но картину эту нельзя увидеть загодя. И хорошо, что нельзя – живи сегодняшним днем, не думая о будущем, и делай то, что у тебя получится сделать...