Сергей Снегов - Сочинения в трех томах. Том 1. Люди как боги

- Вы не узнаете нашей звездной родины, дорогой Андре. Внешний вид Плутона вас потрясет, ручаюсь!

- Меня потрясает Эли! - воскликнул Андре. - Я помню тебя талантливым зубоскалом и смелым проказником, ты был горазд на вздорные выходки, но и на ослепительные мысли и глубокие открытия. А встретил тебя адмиралом Большого Галактического флота, и за твоей спиной исследования волн пространства…

- Приходилось заменять тебя, а это было непросто, - отшутился я. - А потом, естественно, я превратил необходимость в добродетель.

- Нет, и подумать странно - ты мой верховный начальник! Придется привыкать к этому, не сердись, если сразу не получится.

- Привыкай, привыкай! Другим было не легче твоего.

- Вы ошибаетесь, другие привыкли быстро, - заметил Ромеро. - Я говорю о себе и вашей сестре. Мы без сопротивления приняли ваше верховенство - возможно, потому, что сами жаждали его.

Мэри вдруг запальчиво вмешалась в разговор:

- Сколько я помню Эли, он чаще краснел, чем иронизировал. А если случались вздорные выходки, вроде прогулок наперегонки с молниями, то их было немного. Меня, если хотите знать, временами охватывала досада, что Эли такой серьзный, я предпочла бы мужа полегкомысленней.

- Вы просто не учились с Эли с Гималайской школе, - отозвался Андре. - К тому же он в вас влюбился, - вероятно, такая встряска подействовала на него к лучшему. Серьезный, властно командующий Эли, - поверьте, это звучит очередной проказой!

Я попытался шуткой предотвратить новую вспышку Мэри:

- Мы с тобой в браке, Мэри, а в браке не до забав. И проклятое взаимное несоответствие - приходится при каждом слове и поступке с испугом на него озираться!

Она все больше сердилась:

- Наше взаимное несоответствие только в том и выражается, что ты постоянно о нем вспоминаешь!

Ромеро обратился к Андре:

- Милый друг, многие, в том числе, со стыдом признаюсь, и я, считали вас мертвым, ибо… ну, что ж, раз ошиблись, надо в ошибке каяться - ибо не было похоже, чтоб разрушители дознались до человеческих тайн. Мне представлялось невероятным, чтоб такие злодеи и не сумели от вас, живого, выпытать все, что вы знали. Но вам посчастливилось, если можно назвать счастьем такой печальный факт, как умопомешательство… Об этом, тоже возможном, выходе никто из нас не подумал.

- Я сам изобрел его! Я свел себя с ума сознательно и методично. Сейчас расскажу вам, как это происходило.

Я мог бы не приводить здесь рассказа Андре. В отчете Ромеро он изложен подробно, да и сам Андре, по возвращении на землю, не раз выступал на стереоэкране. И если я это делаю, то лишь для того, чтоб показать, какие догадки и желания вызывал во мне рассказ Андре.

Он с ужасом ожидал пыток. Смерть была бы куда лучше, но он понимал, что за каждым его движением наблюдают, старинные способы самоумерщвления - ножи, петля, отказ от пищи и питья, перегрызенные вены, - весь этот примитив здесь не действовал. И тогда он решил вывести свой мозг из строя.

- Нет, не разбить голову, - предупредил Андре наши вопросы, - а перепутать схему коммуникаций и связей в мозгу, так сказать - перемонтироваться. Конечно, мозг - конструкция многообразная, нарушение его схемы в каком-то участке еще не вызывает общей потери сознания. Но все-таки вариантов неразберихи несравненно больше, чем схем, обеспечивающих сознание, и на этом я построил свой план.

- Так появился серенький козлик?

- Именно так, Эли. Я выбрал козлика еще и потому, что разрушители наверняка не видели этого животного и понятия не имели о сказочке со старушкой и волком, тут им не за что было уцепиться. А я думал о козлике наяву и во сне, видел только его… Что бы ни происходило извне, какие бы мысли ни появлялись во мне самом, на еду, на угрозы, на страх, на уговоры, на все я отвечал одной мыслью, одной картиной - козлик, серенький козлик… Я перевел весь свой мозг на козлика, все его уголки, все тайное и явное в нем работало на одного козлика. И мало-помалу существо с рогами и копытцами угнездилось в каждой мозговой клетке, отменило все иные картины, кроме себя, всякую иную информацию, кроме того, что он - серенький козлик. Я провалился в полную умственную пустоту, из которой вывели меня уже вы!

- Как ты мучился, Андре! - прошептал Лусин. В голосе его я слышал слезы. - Таких страданий!..

- Какая сила воли, Андре! - проговорил Ромеро. - Что вы изобретательны, мы знали все, но, признаюсь, я не ожидал, что вы способны на подобное воздействие на себя!

Я задумался. Ромеро и Лусин спрашивали, была ли у Андре аудиенция у Великого разрушителя и познакомился ли он с бытом зловредов, а он отвечал, что стремился выключиться из этого мира, а не распахивал на него глаза. Потом он оказал с упреком:

- Ты не слушаешь нас, Эли!

- Прости. Я размышлял об одной трудной проблеме.

- Какая проблема?

- Видишь ли, у нас выведена из строя МУМ. И вывели ее примерно твоим способом - перепутали схемы внутренних связей.

- Свели машину с ума? Забавно! А схему запутывания схемы сохраняли?

- Боюсь, что нет. Все совершалось в аварийном порядке. Возможно, кое-что Осима и Камагин запомнили из произведенных ими команд. Но когда я спрашивал, могли ли бы они восстановить ее, они отвечали, что нет.

- Можно подумать, - сказал Андре, зевая. - МУМ, конечно, не проще человеческого мозга, но и не намного сложнее.

- Не вздремнуть ли? - предложил Ромеро. - Все мы устали после сражения, а завтрашний день обещает быть тоже нелегким.

Ромеро, Андре и Лусин разместились неподалеку, и скоро до меня донеслось их сонное дыхание.

Я лежал и думал об Астре. Все утро я нес его на руках, и он был со мной, а потом шла битва, после битвы меня отвлекли разговоры с разрушителями и Андре - и я не вспоминал Астра. А сейчас, в непроглядной черноте печи, он стоял передо мной, и я разговаривал с ним. Он жалел меня. Отец, говорил он, нам с тобой просто не повезло, вот почему я и умер. Да, нам не повезло, соглашался я, вот видишь, мы победили врагов, и гравитация ослабела, как сегодня лихо летали ангелы, что бы тебе стоило погодить день-другой - и ты бы остался жив! Я не сумел, оправдывался он, не сердись на меня, отец, я не сумел - и это уже не поправишь! Это уже не поправишь, сынок, говорил я, это уже не поправишь!

Так я лежал, мысленно беседуя с сыном, пока меня вдруг не толкнула Мэри. Я приподнялся. Она сидела рядом, до меня доносилось ее неровное дыхание. Я дотронулся до нее, она с мукой сжимала руки.

- Что с тобой? - спросил я. - Почему ты не спишь?

- Перестань! - сказала она с рыданием. - Нельзя так терзать себя.

- С чего ты взяла? Просто я размышляю…

- Спи! - приказала она. - Обними меня покрепче и спи! Это безжалостно так… пойми!.. Я ведь тоже ни о чем другом не могу…

Я обнял ее. Она прижалась ко мне, и вскоре я услышал, как она опять молча плачет. Я дал ей выплакаться, лишь тихо гладил ее волосы. Она заснула внезапно, не то на полувсхлипе, не то на полуслове. Я подождал, пока сон не стал крепким, осторожно вытер мокрые щеки и положил ее голову себе на грудь, так ей было удобнее, чем на свинце. Во мне мутно путались воспоминания об Астре с заботами завтрашнего дня.