Алексей Корепанов - Время Чёрной Луны

Илонгли поправила шнуровку на груди, потерла пальцы и наконец обратила внимание на меня.

– Тебя не очень ушибли, Доргис? – участливо спросила она.

Я смущенно усмехнулся, постарался придать телу нормальную осанку и, кажется, это у меня получилось.

– Идем отсюда, – сказала Илонгли. – Если уж прогуливаться, так не здесь. Неинтересно здесь прогуливаться. Странные какие-то… Мешают.

«Да уж, – подумал я. – И если бы только эти. И если бы только так…»

Мы прошли мимо поверженных мордастых любителей покурить – возможно, они уже отдышались, но не испытывали пока желания подняться – и я, не удержавшись, все-таки пнул ногой в бок плюющегося кровью Сяву.

– К-каратистка, – простонал он. – Так бы сразу и сказал…

Я понимал, что поступаю нехорошо, что где-нибудь там зачтется мне это не в актив, а в пассив, но ничего не мог с собой поделать; гораздо проще представлять себя кем-то иным, чем в действительности быть им.

Сквозь ошарашенную тишину онемевших скамеек, сквозь безликость, ступая по пробкам, окуркам и лохмотьям оберток-газет, приблизились мы к иному, переступили черту – и я увидел, оглянувшись, как мутной пеленой заволокло знакомый мир, как, наконец, растворился он, и вместе с ним пропала вонь от опрокинутой урны, забрызганной кровью человека Сявы.

Лес был скорее сонным, чем угрюмым, он встретил нас предутренней свежестью и тишиной. В небе еще угадывались звезды, они еще цеплялись за листву высоких деревьев, но было понятно, что их пора миновала и близится день, бесконечный день, сулящий только радостные открытия. Но это был не тот лес, из которого мы с Илонгли ушли совсем недавно. Исчезла поляна с каменным строением и птицей Рон на крыше строения, а значит, я вновь лишился своего пистолета. Конечно, можно было вновь позадавать вопросы беджу, но удобно ли постоянно теребить его? И в конце концов, я пускался в этот путь, вовсе не рассчитывая на чью-либо помощь и поддержку. Вполне возможно, наконец, что этот лес мне только снится. «Как океан объемлет шар земной, земная жизнь кругом объята снами…» Опять цитата, даже не помню чья. Кажется, из какого-то произведения удивительного писателя-философа Геннадия Гора, совсем недавнего, но ныне почти забытого – такая проза, к сожалению, сейчас не в цене…

Лес мог мне просто сниться; а может быть все-таки за ним я обнаружу долину и доберусь, наконец, до одинокого замка на холме? Лес был слишком реальным, и реальными были остатки боли в глубине моего тела, и вполне реальным был внезапно давший о себе знать голод – кто ведает, сколько времен и пространств назад (или вперед? или в сторону?) угощался я у служителя Уллора в храме Уо? Возможно, давно обратился в прах под ударами времени горный город Тола-Уо, а возможно, еще не был он воздвигнут, и воины основателя державы красноликих гигантов Баодда еще не дошли до пещеры в мертвой долине. Все было возможно.

Рядом со мной стояла в росистой траве рыжеволосая девушка-пантера, одетая в черное, и внимательно разглядывала все вокруг, словно вычисляя степень опасности. Девушка была не сном, а реальностью, во всяком случае, реальным сном, и мне очень не хотелось терять ее. Мне не хотелось одиночества.

– Я бы не прочь чего-нибудь съесть, – сказала девушка и посмотрела на меня. – Тебе никогда не доводилось угощаться кнапуйей у горров-вещателей? Не простой кнапуйей, а такой, какую они готовят только в ночь перед появлением хвостатой звезды. Невероятно вкусно. Мне однажды удалось попробовать.

– По-моему, яичница – тоже ничего, – ответил я, глотая слюну. – Если ее, конечно, хорошо приготовить и не забыть в меру посолить. Яичница из пяти яиц – не из четырех, и не из шести, а именно из пяти, в этом главное. И обязательно посолить.

Я представил себе сковородку с этой божественной яичницей (и хлеб, конечно, – как же без хлеба?), я почувствовал ее запах, струящийся от деревьев и травы, и наконец сообразил, кто такие горры-вещатели, готовящие вкусную кнапуйю.

Горры-вещатели не смогли спасти мир, захваченный Хруфром, хотя добросовестно предупреждали об опасности, а не только лакомились своей особенной кнапуйей – теперь-то это ясно. И если бы не ошиблись интерпретаторы… Да, это был мир моего Дора. И коли девушка тоже помнит этот мир – значит, она действительно уже не та, с которой я пробирался в Тола-Уо…

Но где же все-таки раздобыть яичницу? Хотя бы яичницу, о кнапуйе простой, а тем более о кнапуйе, что готовят в ночь перед появлением хвостатой звезды, не стоило даже и думать. Эх, где ты, скатерть-самобранка? Может быть, попробовать потереть заветный камешек – вдруг да и возникнет какой-нибудь пункт общепита?

– Какая у них была кнапуйя… – мечтательно протянула девушка и присела, высматривая что-то в траве. – Надо было прихватить что-нибудь со стола у этого милейшего служителя Уллора. А теперь придется траву щипать, если, конечно, съедобная.

Потереть камешек я не успел. В лесной тишине раздался шорох, который, нарастая, шел с неба, словно вдруг посыпались оттуда догоревшие угольки звезд. Я поднял голову и увидел снижающуюся птицу Рон. Птица Рон планировала прямо на нас, держа в лапах какие-то круглые предметы. Девушка отпрыгнула в сторону, я же, как обычно, не успел среагировать и остался стоять, и заработал удар по лбу, когда Рон разжала когти и произвела бомбометание.

Веерохвостый бомбардировщик в полном соответствии с основами летного мастерства скользнул над травой по параболической траектории, взмыл к верхушкам деревьев и заглушил моторы где-то там, среди листьев, на своем секретном аэродроме.

Я потер лоб, нагнулся и поднял предмет, отскочивший от моей головы.

– Осторожно! – прошипела девушка, распластавшись в траве. – Это штучки Хруфра.

– Все в порядке, – успокоил я ее, подбирая второй предмет, явно предназначенный для Илонгли; он упал точно на то место, где она только что стояла. – По-моему, птица Рон просто принесла нам завтрак.

Я поднял руки, показывая девушке сброшенные птицей предметы. Это не бомбежка была произведена, а, скорее, доставка гуманитарной помощи – «бомбы» оказались двумя крепкими большими яблоками нежно-желтого цвета; они в равной степени могли быть как обыкновенными плодами, уведенными птицей из-под носа зазевавшейся продавщицы на нашем колхозном рынке, так и золотыми яблоками из прекрасного сада сестер-вечерниц Гесперид, забранными птицей Рон у простодушного Геракла.

Девушка настороженно посмотрела на вершины деревьев, где скрылась в замаскированном ангаре птица Рон, и поднялась из травы. Провела ладонями по голым ногам, вытирая росу, и подошла ко мне.

– Ты знаешь эту птицу, Доргис?

– Это дрессированная птица служителей храма Уо.