Вадим Скумбриев - Метаморфозы сознания

— Извини, — смутился Петер. — Ну, просто решил показать. Вроде бы он командовал зелёными, когда наши в пещеру угодили.

— Командовал? — Вика задумалась, пытаясь выгнать из памяти зрелище изуродованного трупа. Даже на фотографии он смотрелся ужасно. — Это не у него в теле гриб нашли?

— У него. Только это не гриб, а какой-то симбионт. Наши биологи с ним помучились недельку, и оказалось, что он реагирует на инфразвуковые сигналы. По крайней мере, ничего больше они найти не смогли, в остальном он просто питается отходами организма.

— Очень странно. При чём тут инфразвук?

— Мы регистрировали такие колебания в океане, — заметил Петер.

— В океане… — протянула Вика, глядя на бесстрастного охранника за стеной. Тот со скучающим видом стоял посреди коридора, сложив на груди искусственные руки. — Слушай, а что, если это у них такой имплантат?

— Ты имеешь в виду, как у наших жестянок? — Петер тоже покосился на охранника.

— Не называй их так, — поморщилась Вика. — Да. Только не механический, а такой вот… грибной. Дай-ка.

Она выхватила планшет у Петера из рук. Тот хмыкнул и надел на неё обруч мыслеуправления.

«Википедия инфразвук», — мысленно набрала Вика. Поисковик любезно отправил её на нужную страницу, и Петер заглянул через плечо, читая статью.

— Смотри, — сказал он. — «Оказывает негативное воздействие на организм человека и земных животных, однако все изученные морские обитатели Фрейи устойчивы к инфразвуку». Быстро же её редактируют, уже и про Фрейю пишет кто-то. «Далеко распространяется в плотной среде». Хм…

— Может, это такая связь? — спросила Вика. — На большие расстояния, вроде как подводная рация. А гриб — приёмник. Набросаем рапорт Келлеру?

Скрипнула дверь, и оба одновременно повернулись на звук, но тут же расслабились — это был доктор Цанн. Пожилой учёный выглядел слегка растрёпанным, но довольным.

— Работайте, молодые люди, — сказал он. — Не обращайте внимания на старика. Он тут нужен только для того, чтобы вы чувствовали себя уверенно.

— Вы преувеличиваете, профессор, — вздохнула Вика.

— Ничуть. Я смотрю на вас и учусь — вот что я здесь делаю. Запомните, учиться никогда не поздно. Так что продолжайте. А я понаблюдаю.

Он сел в своё рабочее кресло и Вика, покачав головой, вернулась к работе.

Сейчас они с Петером пытались систематизировать услышанные от аквантов фразы и выделить отдельные фонемы. В этом плане они достигли некоторого прогресса, хотя, конечно, не могли считать полученный набор полным: данных по-прежнему не хватало. С другой стороны, они хотя бы выяснили, что этот набор существует, и что язык аквантов, скорее всего, чисто звуковой, а не звукожестовый.

Но нежелание пленников говорить убивало все их попытки на корню.

— Профессор, а что говорят наши — ну, те, кто в их лапах побывал? — спросил Петер. — Вы вроде с ними говорили об этом.

— Ничего, — вздохнул Цанн. — Их накачали каким-то наркотиком, они едва сознавали, что происходит. Был там один солдатик, он покрепче оказался, кое-что сообщил. Пока ждали того кита, акванты между собой переговаривались, но мало. Без жестов, если вы об этом хотите спросить. А собачками своими так и вовсе молча командовали.

— Значит, зверьми она управляют чистым ультразвуком, — задумался Петер. — Вик, земные собаки ведь его слышат?

— Слышат. Но и обычные звуки тоже.

— И командуем ими мы голосом, — подхватил парень. — Что-то у меня в голове вертится, но что…

— То, что у них могут быть разные языки для этих чёрно-красных и для зелёных, и сверхразум знает, сколько их всего, — вздохнула Вика, тоскливо глядя на экран. — А мы всё мешаем в одну кучу.

— Himmeldonnerwetter, — пробормотал Петер.

Мартышкин труд, подумала Вика. Нельзя разгадать чужой язык, если в наличии есть только несколько фраз, смысл которых даже приблизительно неизвестен.

Нельзя войти в контакт с теми, кто этого не хочет.

— Я сегодня раньше хочу уйти, — наконец сказала она. — Не проводишь меня? Всё равно много мы не наработаем уже.

— Провести? Конечно, — усмехнулся Петер. — Даже если придётся через весь город идти.

— Не через весь. Пятьдесят метров прямо, повернуть направо, пройти сорок метров, налево, пройти…

— Стой! — он поднял руку. — Ты что, всю дорогу так запомнила?

— Ну… — Вика смутилась. — Да. Я только так её и могу запомнить.

— Ты знаешь двадцать три языка — и не можешь дойти домой без таких глупостей? — не поверил Петер.

— Да, — она не стала говорить, что это было следствием вторжения чужих рук в её мозг. — Это… ну, такой врождённый недостаток. Знаешь, некоторые путают право и лево, а у меня — вот так.

Лгать ему оказалось неожиданно просто. А как поступил бы Петер, узнай он правду?

— Хорошо, — кивнул парень. — Давай всё-таки напишем про инфразвук, Вики. Пусть это только идея, но, может, хоть что-то полезное сделаем.

Она кивнула. Это действительно было самым важным из того, что они открыли за последние дни.

— Всё-таки ты скотина, капитан, — нежась в постели, проговорила Фиона. — Ладно, ла-адно, я поняла, армейская дисциплина, тяжесть щита, а не ярма… Больше таких сцен устраивать не буду…

— Потому что они всё равно ничего не изменят, — хмыкнул Джеймс. Он сидел на краю кровати и размышлял о том, что за нимфоманку ему послала судьба. Нет, он был вовсе не прочь хорошо развлечься, но до сих пор не мог понять, нужен ли Фионе он весь или только одна, совершенно определённая часть тела.

Впрочем, он никогда не понимал женщин.

— Не поэтому, — неожиданно серьёзным голосом ответила Фиона. — Я знала, что никуда не полечу. Не дура, какой ты наверняка меня тогда представил. Просто… Думаешь, я забыла ту пещеру? В тот раз меня спасла только Хелена и её мозги. Я не хотела, чтобы ты летел в джунгли. Я уже достаточно о них знаю, чтобы сказать как учёный: человеку там делать нечего. Мы можем выкорчевать их, уничтожить зверей, но всё равно хомо сапиенс в здешних лесах совсем не царь природы, даже в армейском комбезе. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты умер от ядовитого укуса какой-нибудь опасной мелочи.

— Неужели? — Джеймс повернул голову. Такой отповеди он не ожидал. — Слушай, я ведь уже говорил тебе, что не хочу жить вечно.

— А я уже отвечала, что если ты решил умереть, сделай это лет через сто, — с нажимом заявила итальянка. — К тому же смерть от яда — самое паскудное, что только можно себе представить. Уж поверь, я знаю.

— Нет, дорогая, не знаешь, — усмехнулся капитан. — Тебе достался тетродотоксин, а это всего-навсего удушье. Есть яды куда хуже. Есть такие, от которых ты будешь умирать часа два, дёргаясь в конвульсиях, испытывая жар и холод одновременно, и вот это действительно страшно.