Джек Вэнс - Золото и железо. Кларджес

«Завтра, — сказал Базиль, — мы глубже прозондируем перекрестные связи. Нужно не только искоренить самые непосредственные стимулы — мы должны избавить его психику от обременяющих ее вторичных ассоциаций».

Когда они вернулись через внутренний кабинет Базиля в приемную, Сет Каддиган все еще сравнивал какие-то графики. «Так что же, господа? — спросил психиатр. — Как продвигаются исследования?»

«Потихоньку, помаленьку», — скрытно обронил Базиль.

Каддиган скептически покосился на ассистента дидактора, начал было что-то говорить, но пожал плечами и отвернулся.

Базиль и Кудеяр спустились к одной из древних таверн, приютившихся у самой реки по другую сторону Прибрежной дороги. Опустившись на сиденья в кабинке между перегородками из вощеного темного дерева, они попросили принести им пива.

Кудеяр провозгласил поздравительный тост в честь эпохального достижения Базиля, а Базиль, в свою очередь, выразил уверенность в том, что Кудеяра ожидают блестящие успехи.

«Несомненно, ты принял самое правильное решение, избавившись от Карневала, — заметил Базиль. — Кстати, вчера вечером мне позвонила твоя приятельница, амаранта Джасинты Мартин».

Кудеяр насторожился.

«Понятия не имею, чего она от меня хотела, — продолжал Базиль, покручивая в воздухе кружкой с остатками пива. — Мы поболтали пару минут, после чего она меня поблагодарила и отключила экран. Обворожительное создание!» Базиль опорожнил кружку и со стуком поставил ее на стол: «Гэйвин, мне пора вернуться домой и выспаться».

Выйдя из таверны, два приятеля попрощались. Базиль спустился в подземку, чтобы доехать до своей скромной квартиры на Семафорном холме, а Кудеяр задумчиво прогулялся вдоль Прибрежной дороги.

Амаранту Джасинты явно интересовали обстоятельства ее кончины в Карневале. Что ж, у Базиля трудно было что-либо разузнать об этих обстоятельствах, а Кудеяр не собирался распространяться по этому поводу.

Чудовище! Кудеяр невесело усмехнулся. Если бы он сказал правду, в глазах всех обитателей Кларджеса он превратился бы в вызывающее ужас существо из ночного кошмара, в похитителя жизни.

Власти скрывали факт убийства амаранты Джасинты Мартин — как это делалось в большинстве случаев, когда совершались преступления против амарантов. Кудеяр хорошо помнил, какое всеобщее ожесточение вызвала семь лет тому назад невозможность скрыть гибель амаранта Абеля Мондевиля.

Кудеяр подошел к еще одной старой речной таверне под наименованием «Тузитала», стоявшей на сваях над темными водами Чанта. Она зашел туда, выпил еще кружку пива и съел кулебяку из слоеного теста с жареными креветками.

На большом настенном экране комментатор обсуждал последние новости. Закусывая, Кудеяр успел узнать обо всем, что происходило в этот день в Кларджесе и его окрестностях. Комиссия по контролю эксплуатации природных ресурсов утвердила проект мелиорации болот вокруг Пропащего озера к югу от Разводья, тем самым обеспечив возможность эксплуатации более чем сорока тысяч гектаров дополнительных пахотных земель. Учитывая ожидаемое в результате увеличение выхода сельскохозяйственной продукции, Пританеон мог допустить прирост населения в размере ста двадцати трех тысяч человек, тем самым открывая дополнительные вакансии в каждой из фил. На экране продемонстрировали сцену получения поздравлений в связи с принятием этого решения автором проекта, Гаем Лэйлом. По словам диктора, благодаря такому успеху Гай Лэйл должен был почти неизбежно стать амарантом.

Другая новость: канцлер Клод Аймиш совершил древний обряд созыва заседания Пританеона. Аймиш, крупный субъект с развинченной походкой и притворно-обаятельной улыбкой, не отличался особыми талантами; впрочем, для выполнения его архаических обязанностей никакие особые таланты не требовались.

«Из глубокого космоса вернулся домой звездолет „Отважный“! — объявил диктор. — Бесстрашные астронавты посетили Плеяды, изучили „собачью звезду“ Сириус и десять ее „собачьих планет“. Они привезли на Землю груз любопытнейших артефактов, доступность которых для обозрения будет зависеть от подтверждения их безопасности».

Затем комментатор перешел к двухминутному интервью с Каспаром Джарвисом, генеральным директором Коллегии Палачей, высоким человеком с бледным лицом, густыми черными бровями и жгучими черными глазами. Джарвис упомянул о вызывающей беспокойство деятельности извращенцев на площади Эстергази и бербаров, кишевших в мало посещаемых кварталах окраин Карневала. По его мнению, в том случае, если условия не улучшатся в ближайшее время, требовалось сформировать в Карневале правоохранительный «отряд особого назначения». В последнее время поступали сообщения о невыразимых преступлениях, совершавшихся в Карневале. Общественность Кларджеса настаивала на восстановлении порядка и законности.

Диктор закончил выпуск новостей виталистическим отчетом — сплетнями о том, кому удалось прорваться в следующую филу, намеками на конфиденциальную информацию, слухами о новых трюках и приемах, которые могли бы способствовать скорейшему «подъему» слушателей.

Когда Кудеяр вышел из «Тузиталы», на Кларджес уже спустились сумерки. В темном туманном небе смутно отражались городские огни. Стоя на тротуаре, он ощущал доносящийся отовсюду, но почти беззвучный трепет огромного города, соревнование десяти миллионов умов.

Южнее, в нескольких километрах, находились Эльгенбург и космопорт. Кудеяр подавил в себе желание взглянуть на вернувшийся звездолет и проехал по тротуару Прибрежной дороги вниз по течению реки, мимо верфей и доков, мимо темных складов Вибльсайда, в район Марбона. Там он спустился на Марбонскую станцию подземки, зашел в капсулу и набрал код станции Эстергази. Через несколько минут он поднялся на поверхность поблизости от кафе «Далмация».

Вскоре после того, как Кудеяр опустился на стул за своим любимым столиком, к нему присоединился знакомый регулярный посетитель кафе — худосочный молодой человек с круглыми желтыми глазами по имени Óдин Ласло, занимавшийся статистической математикой в Актуарии. Кроме того, Ласло делал параллельную карьеру в качестве хореографа.

Узнав о том, что Кудеяр продвигался в Баллиасском паллиатории, Ласло разволновался: «Подумать только! А я как раз замышляю единственный в своем роде жутковатый балет, посвященный жизни кататонических маньяков! На темной сцене светает — танцоры символизируют мозг кататоника, неподвижный и прозрачный, как хрусталь. Постепенно нарастает напряжение, кульминирующее в приступе маниакального буйства, за которым следуют принудительное смирение и достойное жалости, не находящее выхода мучительное отчаяние. Наступает ночь — танцоры страдают в беспросветном одиночестве. Наконец — постепенно, мало-помалу — снова наступает рассвет».