Николай Садовский - Зачем смерть давала шанс (СИ)

— Ничего, пусть мои враги не радуются. Я еще жив пока. Но теперь, я не на той стороне, а на этой, и заслонить теперь никого не смогу, — посмотрев в сторону лежащего амбала, тихо добавил, — разве вот так, кулаками от таких ублюдков, как он и ему подобных.

— Для меня, к примеру, не важно на какой стороне ты, главное, чтобы человек был правильный, для меня этого достаточно. За то, что ты сейчас держал мазу за нас, тебе нижайший поклон от всех.

— Давай не будем об этом. Главное, что наша первая встреча состоялась. Мы не враги друг другу, а это самое главное, — повернувшись к молоденькому парнишке, сказал, — посмотри, жива эта свинина или уже ласты склеил.

— Живой, — весело сказал парнишка, — только в отрубе.

— Хорошо. Ты стукни в дверь, пусть вертухай ему доктора позовет. Он своей головой дверь помял, не дай бог еще помрет.

Парень постучал в дверь кулаком и отошел вглубь камеры. Все разошлись по своим кроватям. Антон и его новый знакомый остались сидеть за столом.

Вскоре открылось окошко, в нем показалось недовольное лицо Максима.

— Кому здесь не сидится спокойно? Если кому-то захотелось в карцер, то я быстро устрою.

Молодой парнишка, осмелев окончательно, выскочил в центр камеры и крикнул Максиму.

— Эй, вертухай, зови доктора. Здесь человеку плохо. Если помрет, то вы опять на нас его труп повесите. С нас хватит и своих.

Окошко закрылось. Вскоре открылась дверь. В камеру вошли Максим и его напарник.

Максим, глядя на лежащее на полу тело, грозно спросил:

— Что произошло? Эй, новенький, это ты его так?

— Не, гражданин начальник, — не унимался мальчишка. — Это он сам. Мне кажется, что у него с головой не все в порядке. Представляешь, он лежал, потом как заорет, что готов написать явку с повинной. Потом побежал к двери, но споткнулся и врезался в дверь своей башкой. Мы смотрим, он не шевелится. А вдруг он помер? Я страсть как боюсь мертвяков, — сказав это, он взобрался на верхнюю кровать и, прикрывшись потрепанным одеялом, стал трястись, изображая страх.

— Шкет, прекрати паясничать, говорите, что здесь произошло.

— Гражданин начальник, все так и произошло. Шкет говорит правду, — стали настаивать на правдивости его слов сокамерники.

— Ладно, потом разберемся. Ваня, давай его вытащим в коридор. Нужно позвонить доктору, пусть его осмотрит.

Они, подхватив лежащего подмышки, с трудом вытащили безжизненное тело в коридор. Когда за ними закрылась дверь, все облегченно вздохнули.

— Зуб, — Шкет уже крутился вокруг стола, — теперь ты опять будешь смотрящим?

— Я теперь не знаю, что делать. Теперь он главный, — смутившись, Зуб посмотрел на Антона.

— Мелкий, сядь и не мельтеши перед глазами, — ответил за него Антон. — Будет Зуб смотрящим, никуда не денется, по крайне мере, пока не пойдет по этапу.

— Здорово, а то этот боров загонял меня. Шкет сделай то, Шкет принеси это, Шкет налей, Шкет прибери. Загонял напрочь.

— Ты особенно не обольщайся, теперь я буду тебя гонять. У меня тоже не забалуешь.

— На тебя, Седой, я не в обиде буду, ты все же свой мужик, а не то что этот бугай.

— Седой? Это что, ты мне новое погоняло придумал?

— Ты извини, как-то само собой вырвалось. Ты на вид еще очень молодой, а весь седой до последнего волоска.

— Не извиняйся. Все равно мне придумали бы кликуху. Седой не хуже других кличек. Пусть будет, я не в обиде.

— Слушай, Седой, а в тебя, правда, стреляли? Неужели красноперые?

— Да, нашлись такие. Вот смотри, — Антон расстегнул рубашку, показывая ему шрам от ранения.

— Ничего себе, смотрите мужики, правда, стреляли. Прямо в сердце.

— Не совсем в сердце, но очень близко. Я тогда долго в больничке лежал. Спасибо доктору, можно сказать, что с того света вытащил.

— Я бы, наверное, не выжил, — робко скал Шкет.

— Значит не надо подставляться. Тебе вообще, пока молодой, с девчонками гулять надо, да на танцы бегать в свое удовольствие, а ты по тюрьмам свою молодость и здоровье гробишь.

— А сам-то ты, тоже не на курорте паришься.

— Ты, сынок, на меня не равняйся. Я в свое время погулял. Ты не смотри, что я молодо выгляжу, у меня двадцать с хвостиком лет в войсках спецназа. Меня после этого ранения на пенсию определили. Вроде как по состоянию здоровья.

— А за что тебя к нам определили? Тебе, я полагаю, красная зона должна светить. Статья-то серьезная у тебя?

— Да какой я красный, я ведь пенсионер, значит обыкновенный человек, как все. Но я с тобой согласен. По закону я должен сидеть в красной зоне. Каму-то очень хочется, чтобы я сидел именно с вами. Меня даже к вам бросили только с одной целью, чтобы вы меня хорошенько пресанули. Видишь ли, я у них вроде как в несознанке.

— Интересно, а что они тебе шьют?

— Мне проще перечислить, что они не шьют. На мне участие в незаконных боях на ринге, есть такие незаконные бойцовские клубы. Еще на мне, как минимум, семь трупов, наркота, валюта, а к этому добавь серьезно замазанный ствол, вот в совокупности мне светит как минимум вышка. А вообще я сижу здесь за то, что по сути я честный человек. Я честно служил своей родине. Дослужился до полковника. Имею множество наград, в том числе и боевых. Если ты не знаешь, за что в наше время дают боевые награды, то я скажу. Я принимал участие практически во всех боевых точках нашей планеты. Это, конечно, секретная информация, но то, что власть со мной так обошлась, это снимает с меня все обязательства перед ней. Я уже здесь больше восьми месяцев парюсь. Все это время меня в одиночке держали, а теперь после неудачи в вашей камере они, скорее всего, пойдут на крайнюю меру. Им не остается ничего другого, как только грохнуть меня. Я думаю, что именно этим закончится мое присутствие здесь.

— Нифига себе. Вот это расклад.

— Ладно, мелкий, заканчивай свой допрос. Ты лучше достань из моей сумки сигареты. Это мой скромный вклад в общий котел. Другого все равно нет. Мне передачи некому носить, да если бы и принесли, все равно не пропустят, а после того как наседку раскрыл, опять в одиночку бросят. Я скоро разговаривать разучусь.

— Ты, Седой, не отчаивайся. Пока человек жив, он живет надеждой. Не знаю как тебе, но мне почему-то кажется, что у тебя будет все хорошо, — философски заметил Зуб.

— Ну, что мы все обо мне, ты, Зуб, расскажи, что произошло в тот день в зоне, после того, как меня подстрелили?

— Ты и так все помнишь, наверное. Я начну с того места, как раздался тот злополучный выстрел. Никто из нас тогда не предполагал такой подляны. После выстрела все растерялись, не понимая, что происходит. Стали приходить в себя, только когда ты упал. Твои ребята тогда здорово сработали. Один лег на тебя, прикрывая своим телом, а остальные закрыли вас плотным кольцом. Когда они направили оружие в сторону администрации, мы догадались, что выстрел был с их стороны. Ты, по-видимому, был еще в сознании, и что-то сказал своему бойцу, потому что он сказал: «Приказ командира — огонь не открывать».