Николай Садовский - Зачем смерть давала шанс (СИ)

Выровняв полет, стрелой летел, догоняя незадачливого парашютиста. Времени для того, чтобы обрезать стропы и выдернуть запасной парашют, у Антона уже не было. В опасной близости была земля.

Анто, принял единственное, по его мнению, правильное решение. Он, нагнав Лисичкина, зацепил ногами стропы его парашюта, намотав их себе на ноги. После чего дернул за кольцо, выпуская свой парашют.

Понимая, что будет очень сильный рывок, он постарался еще и руками взяться за нераскрывшийся парашют. Рывок при раскрытии оказался очень сильным, с учетом двойной нагрузки. Антону на миг показалось, что на руках и ногах захрустели сухожилья. — Впереди еще предстоит и такая же посадка, — думал Антон.

Перед самым касанием земли он успел крикнуть:

— Группируйся!

И вслед за Лисичкиным, сам поджал ноги, и чуть коснувшись земли, сделал кувырок через правое плечо. Сделав пару кувырков, перевернулся на живот, потянул стропы, гася купол. Загасив купол, крикнул:

— Ну как, Икар, ты живой там?

Повернувшись в сторону Лисичкина, увидел, что вопрос его оказался лишним. Лисичкин уже стоял на ногах и отплясывал трепака, приговаривая:

— Я живой! Я живой!

— Лиса, поздравляю с мягкой посадкой.

— Спасибо тебе, Антон. Ты мне жизнь спас, теперь я твой должник до самой смерти. А вот что касается мягкой посадки, то она не такая уж и мягкая была. Посмотри, я ведь полностью штаны разорвал.

Антон, глядя на него, с удовольствием посмеялся. Еще будучи в шоке, Лисичкин выглядел довольно комично в наполовину разорванных штанах.

— Так это и к лучшему, теперь вместо одних галифе, будут двое. Ты самое главное свою гордость проверь, целая или нет, а то перед девчонками на гражданке нечем будет похвастаться.

— Насчет этого не беспокойся, я там, в первую очередь, проверил. Все в порядке.

Оба упали на сухую траву и хохотали во весь голос. Постепенно напряжение последних минут стало отпускать. Вскоре рядом с ними уже собралась вся группа.

— Лиса, как это произошло? — спросил старший.

— Не знаю, товарищ лейтенант. Парашют не раскрылся, я хотел обрезать стропы, но уронил нож. Тогда я дернул кольцо запасного, но и он не раскрылся. Если бы не Антон, то меня можно было уже закапывать прямо здесь.

— Ты ведь опытный десантник, десятки прыжков за плечами. И у тебя вдруг не раскрываются оба парашюта. А ты вообще сам их собирал или заставил молодого неопытного солдата?

Лисичкин только сейчас понял, что произошло. Он молчал, опустив голову. Ему стало стыдно смотреть однополчанам в глаза.

— Понятно, не сам. А ведь каждый из вас прекрасно знает, что парашют, приготовленный собственными руками есть проездной билет в твою дальнейшую жизнь. Все зависит от того, как добросовестно ты его готовишь. Все, воспитательный процесс будем считать законченным. Остальными вопросами займется руководство, а нам, друзья, никто задание не отменял. Разобраться всем по парам, будем выдвигаться.

— Ой — застонал, попытавшийся встать Лисичкин, — товарищ лейтенант, мне кажется, что у меня нога сломана.

— Какая нога? Я пять минут назад видел собственными глазами, как ты здесь отплясывал. Теперь говоришь, что нога сломана.

— Товарищ лейтенант, — обратился Антон, — разрешите посмотреть?

— Посмотри, — и, отвернувшись, обратился к радисту. — Петров, доложи в штаб, что нам нужен вертолет для эвакуации пострадавшего.

— Может, пока не надо вертолета, — предложил Антон, осмотрев ногу пострадавшего. — Перелома нет. Простой вывих, вот он и плясал, пока был в шоке. Мы сейчас на место сустав вставим, и все будет в порядке, с хорошей тугой повязкой он через пару дней будет бегать не хуже оленя. Ребята подержите его.

Не дожидаясь согласия командира, Антон стал действовать. Он сунул пучок строп в рот пострадавшему. Потом, слегка повернув ногу в нужном направлении, резко дернул на себя. Раздался слабый хруст, а за ним такой отборный мат, которого Антон отродясь не слышал. Все вокруг дружно рассмеялись, каждый старался прокомментировать услышанное.

— Ну, вот и все в порядке. Сейчас сделаем из портянок тугую повязку, и ты будешь бегать, — заканчивая с повязкой, добавил, — вот и с вертолетом не стоит торопиться.

— Да сейчас хоть торопись, хоть нет, все равно летчики уже доложили о случившемся, так что, при первом же выходе в эфир я получу по полной за срыв операции, — с грустью сказал он, как о свершившемся факте.

— Товарищ лейтенант, а может не так все и плохо. Мы ведь можем нести пострадавшего на руках. Ребята, как вы смотрите на это? Ведь вы только представьте, что с вашим товарищем случилась беда за линией фронта. Есть приказ выполнить задание. И я уверен, что никто из вас не бросил бы товарища в беде, а постарался бы выполнить приказ и вынести своего друга. Или я не прав?

— Да какой разговор, — загудели все ребята. — Сейчас смастерим из автоматов сидушку, и по переменке будем нести. А если будет невмочь, — пошутил кто-то, — надаем затрещин, сам побежит впереди отряда.

— Вот это я понимаю взаимовыручка, — похвалил их командир, — но помните, что приказ нам не отменяли, а до точки нам еще как минимум тридцать километров топать.

И надо отдать должное, отряд выполнил поставленную задачу.

За то время, что они несли раненого, командир ни разу не услышал слов роптания или недовольства. Каждый из них понимал, что любой из них мог получить травму даже при приземлении, и мог оказаться на месте Лисичкина. Но как бы ни было тяжело, они вовремя оказались на нужном объекте. Заминировали его и взорвали.

На обратном пути Лисичкин даже смог некоторое расстояние, хоть и хромая, но все же идти, и к точке сбора они вышли без опоздания.

Антону по возвращению объявили благодарность с занесением в личное дело за спасение товарища. Лисичкину, наоборот, десять суток ареста. Он не был огорчен этим, главное, как он говорил, что живой остался. Отсидев на гауптвахте, он демобилизовался по истечению срока службы.

К концу мая пришло пополнение взамен демобилизованных. Антону присвоили звание младшего сержанта и назначили командиром отделения. Теперь у него появились новые обязанности, но и времени свободного стало немного больше. Он больше времени стал проводить вместе с Василием, отчего дружба их крепла с каждым днем.

Василий старался оберегать своего друга и не касался воспоминаний о Тане и сыне. Часто они засиживались в ленинской комнате, играя в шахматы на интерес. Интерес заключался в том, что проигравший получал десять щелбанов в лоб. Василий в юности был чемпионом по шахматам Амурской области, и, покидая ленкомнату, чаще всего Антон чесал свой красный от щелбанов лоб. Но больше всего они любили проводить время в спортзале. При этом Василий всегда говорил: