Аркадий Стругацкий - Стажеры. Второе нашествие марсиан. Повести

Некоторое время все смотрели на бороду. Потом человек с мускулистым затылком сказал задумчиво:

- Узнаю космогониста по изящным словесам.

- Ребята, а ведь он голоден.

- Еще бы! Космогонисты всегда голодны!

- А не послать ли его за консервами?

- Павел, друг мой, - сказал Костя, - сейчас ты пойдешь за консервами. Пойди надень вакуум-скафандр.

Бородатый парень подозрительно на него посмотрел.

- Юра, - сказал Юрковский, - проводи товарища на «Тахмасиб». Впрочем, ладно, я сам схожу.

- Здравствуйте, Владимир Сергеевич, - сказал бородатый, расплываясь в улыбке. - Как это вы к нам?

Он отступил от люка, давая Юрковскому дорогу. Они вышли.

- Хороший человек Юрковский. Добрый человек.

- А зачем нас инспектировать?

- Он приехал не инспектировать. Я понял так, что ему просто любопытно.

- Тогда пусть.

- А нельзя, чтоб он похлопотал насчет расширения программы?

- Расширение программы - ладно. А вот не сократил бы он штаты. Пойду уберу свою постель из лифта.

- Да, инспекторы не любят, чтобы жили в лифтах.

- Ученые, не пугайтесь. Я ему уже все рассказал. Он не такой. Это же Юрковский!

- Ребята, пойдемте искать столовую. В библиотеку, что ли?

- В библиотеке космогонисты все заставили.

Все по очереди стали вылезать через люк. Тогда человек с мускулистым затылком подошел к Косте и сказал тихо:

- Дай-ка мне еще одну пилюлю, Костя. Мутит меня что-то.

Эйномия осталась далеко позади. «Тахмасиб» держал курс на астероид Бамбергу - в царство таинственной «Спэйс Перл Лимитэд». Юра проснулся глубоко ночью - болел и чесался укол под лопаткой, ужасно хотелось пить. Юра услышал тяжелые неровные шаги в коридоре. Ему показалось даже, что он слышит сдавленный стон. «Привидения, - подумал он с досадой. - Только этого еще и не хватало». Не слезая с койки, он приоткрыл дверь и выглянул. В коридоре, странно скособочившись, стоял Юрковский в своем великолепном халате. Лицо у него обрюзгло, глаза были закрыты. Он тяжело и часто дышал искривленным ртом.

- Владимир Сергеевич! - испуганно позвал Юра. - Что с вами?

Юрковский быстро открыл глаза и попробовал выпрямиться, но его снова согнуло.

- Ти-хо! - сказал он угрожающе и торопливо, весь искривившись, пошел к Юре. Юра отодвинулся и пропустил его в каюту. Юрковский плотно притворил за собой дверь и осторожно сел рядом с Юрой.

- Ты чего не спишь? - сказал он шепотом.

- Что с вами, Владимир Сергеевич? - пробормотал Юра. - Вам плохо?…

- Ерунда, печень. - Юра с ужасом смотрел на его судорожно прижатые к бокам словно оцепеневшие, руки. - Всегда она, подлая, после лучевого удара… А все-таки не зря мы побывали на Эйномии. Вот они, люди, Юра! Настоящие люди! Работники. Чистые. И никакие кое-какеры им не помешают, - он осторожно откинулся спиной к стене, и Юра торопливо подсунул ему подушку. - Смешное слово «кое-какеры» - правда, Юра? А вот скоро мы увидим других людей… Совсем других… Гнилушки, дрянь… Хуже марсианских пиявок… Ты то их, конечно, не увидишь, а вот мне придется… - Он закрыл глаза. - Юра… ты прости… я, может быть, тут засну… Я принял… лекарство… Если засну… иди… спать ко мне…

Бэла Барабаш перешагнул через комингс и плотно прикрыл за собой дверь. На двери красовалась черная пластмассовая табличка: «The chief manager of Bamberga mines. Spase Pearl Limited». [9] «Главный управляющий копями Бамберги. Спэйс Пёрл Лимитэд». Табличка была расколота. Еще вчера она была цела. Пуля попала в левый нижний уголок таблички, и трещина проходила через заглавную букву «В». Подлый слизняк, подумал Бэла. «Уверяю вас, на копях нет никакого оружия. Только у вас, мистер Барабаш, да у полицейских. Даже у меня нет». Мерзавец.

Коридор был пуст. Прямо перед дверью висел жизнерадостный плакат: «Помни, ты - пайщик. Интересы компании - твои интересы». Бэла взялся за голову, закрыл глаза и некоторое время постоял так, слегка покачиваясь. Боже мой, подумал он. Когда же все это кончится? Когда меня отсюда уберут? Ну, какой я комиссар? Ведь я же ничего не могу. У меня сил больше нет. Вы понимаете? У меня больше нет сил. Заберите меня отсюда, пожалуйста. Да, мне очень стыдно и все такое. Но больше я не могу…

Где-то с лязгом захлопнулся люк. Бэла опустил руки и побрел по коридору. Мимо осточертевших рекламных проспектов на стенах. Мимо запертых кают инженеров. Мимо высоких узких дверей полицейского отделения. Интересно, в кого могли стрелять на этаже администрации? Конечно, мне не скажут, кто стрелял. Но, может быть, удастся узнать в кого стреляли? Бэла вошел в полицию. За столом, подперев рукой щеку, дремал сержант Хиггинс, начальник полиции, один из трех полицейских шахты Бамберги. На столе перед Хиггинсом стоял микрофон, справа - рация, слева лежал журнал в пестрой обложке.

- Здравствуйте, Хиггинс, - сказал Бэла.

Хиггинс открыл глаза.

- Добрый день, мистер Барабаш.

Голос у него был мужественный, но немножко сиплый.

- Что нового, Хиггинс?

- Пришла «Гея», - сказал Хиггинс. - Привезли почту. Жена пишет, что очень скучает. Как будто я не скучаю. Вам тоже есть четыре пакета. Я сказал, чтобы вам занесли. Я думал, что вы у себя.

- Спасибо, Хиггинс. Вы не знаете, кто сегодня стрелял на этом этаже?

Хиггинс подумал.

- Что-то я не помню, чтобы сегодня стреляли, - сказал он.

- А вчера вечером? Или ночью?

Хиггинс сказал неохотно:

- Ночью кто-то стрелял в инженера Мейера.

- Это сам Мейер вам сказал? - спросил Барабаш.

- Меня не было. Я дежурил в салуне.

- Видите ли, Хиггинс, - сказал Барабаш. - Я сейчас был у управляющего. Управляющий в десятый раз заверил меня, что оружие здесь имеется только у вас, у полицейских.

- Очень может быть.

- Значит, в Мейера стрелял кто-нибудь из ваших подчиненных?

- Не думаю, - сказал Хиггинс. - Том был со мной в салуне, а Конрад… Зачем Конраду стрелять в инженера?

- Значит, оружие есть у кого-нибудь еще?

- Я его не видел, мистер Барабаш, этого оружия. Если бы видел - отобрал бы. Потому что оружие запрещено. Но я его не видел.

Бэле вдруг стало все совершенно безразлично.

- Ладно, - вяло сказал он. - В конце концов следить за законностью - дело ваше, а не мое. Мое дело - информировать МУКС о том, как вы справляетесь со своими обязанностями.

Он повернулся и вышел. Он спустился в лифте на второй этаж и пошел через салун. В салуне никого не было. Вдоль стен мигали желтыми огоньками продавцы-автоматы. Напиться, что ли, подумал Бэла. Нализаться, как свинья, лечь в постель и проспать двое суток. А потом встать и опять напиться. Он прошел салун и пошел по длинному широкому коридору. Коридор назывался «бродвеем» и тянулся от салуна до уборных. Здесь тоже висели плакаты, напоминавшие о том, что «интересы компании - твои интересы», висели программы кино на ближайшую декаду, биржевые бюллетени, лотерейные таблицы, висели таблицы бейсбольных и баскетбольных соревнований, проводившихся на Земле, и таблицы соревнований по боксу и по вольной борьбе, проводившихся здесь, на Бамберге. На «бродвей» выходили двери обоих кинозалов и дверь библиотеки. Спортзал и церковь находились этажом ниже. По вечерам на «бродвее» было не протолкнуться, и глаза слепили разноцветные огни бессмысленных реклам. Впрочем, не так уж и бессмысленных - они ежевечерне напоминали рабочему, что ждет его на Земле, когда он вернется к родным пенатам с набитым кошельком.