Вячеслав Пальман - Два шага маятника

Неужели, получив путевку еще на одну жизнь, он снова начнет повторять уже совершенные ошибки?

Неужели осмелится подстерегать неосторожных и доверчивых, разбивать чужое счастье и совершать вольные или невольные подлости, которые слишком часто входят в нашу жизнь, как репей в одежду прохожего? Если так, то незачем даровать человеку такое счастье, он просто не достоин его.

Но Ласкар, как и большинство людей, не верил в безысходность. Более того, он верил в человечность, в добрые наклонности людей, в их тягу к совершенству, которая характерна для мыслящих существ. А если это так, то вторая жизнь, уже осмысленная заранее, неизбежно должна оказаться во много раз красивее, лучше, умней, гуманней, чем однажды уже прожитая.

Кто захочет повторить нелепые ошибки, через которые прошел сам и пронес память о них до преклонного возраста? Кому придет в голову совершить второй раз несправедливый акт, воспоминание о котором потом всю жизнь гложет совесть? Что заставит человека снова пройти мимо друга, которому он в свое время не подал руки помощи? И чей государственный ум, переживший хотя бы одну войну, не восстанет против повторения всеобщей беды? Разве в самой возможности прожить жизнь еще раз не заложен призыв к совершенству, к возрождению чистоты отношений и гордость за то, что ты живешь, наслаждаешься возможностью дышать, петь песни и видеть зеленую планету нашу, освещенную великолепным солнцем?

Чем больше он думал обо всем этом, тем больше боялся, что это только утопия, только светлая надежда - не больше. И все-таки…

Неужели им суждено сбросить темное покрывало с лица Великой Тайны?..

Глубокой ночью Ласкар вернулся домой, совершенно расстроенный и уставший, словно отработав тяжелую неделю. Размышляя о словах Карела, обдумывая их и так, и этак, он, наконец, забрался в такие дебри философии и фантастики, что насилу выбрался из них. Но даже немного успокоившись, он все еще чувствовал, что смотрит на окружающее как бы со стороны и не участвует в суетной жизни, что шумела и грохотала вокруг него. И это состояние, совершенно новое для физика, было для него и приятным и страшным, словно ему уже дана была власть распоряжаться судьбой людей, государств и народов.

Через несколько минут вошла Памела.

- Что с вами? - спросила она озабоченно. - Вы расстроены?

- Я скорее подавлен.

- Вы были в лаборатории?

Он кивнул.

- У них неудача?

- Неудача только разжигает брата. А вот перспективы, которые открылись перед ним… Они пугают меня.

- Это интересно, - сказала она и, подвинув кресло ближе к Долли, уселась в ожидании. Она даже улыбнулась, а щеки ее зарозовели.

Физик колебался только секунду.

- Понимаете, Карел экспериментально доказал возможность повернуть жизненные процессы вспять… Ну, как бы это попроще выразиться… От старения организмов к их омоложению, что ли. И хотя подобный процесс на первый взгляд кажется фантастическим, его можно организовать.

Памела сидела тихо и слушала очень внимательно. Ее волнение выдавал лишь румянец да учащенное дыхание, которое она сдерживала. Ни словом, ни жестом не отозвалась она на сенсационное признание Ласкара. И эта твердость делала ей честь. Выскажи она удивление, любопытство, может быть, Ласкар и замкнулся бы, решив, что не следует посвящать в сокровенные дела лаборатории чужих. Но она так непосредственно, так просто слушала его, не спуская загоревшихся глаз с его лица, что он, начав рассказ, не мог остановиться.

И вдруг Памела сказала:

- Довольно, Ласкар Долли, обо всем этом не следует рассказывать. Нельзя!

Ласкар запнулся на полуслове. Подумав, сказал:

- Вы правы. Не следует. Но вам-то, Памела…

- Я чужой человек.

И тогда он сказал тихо, но внятно:

- Ошибаетесь. Вы не чужой человек. Для меня вы совсем не чужая. Разве вы этого не замечаете, Памела?

Он подошел к ней и взял за руку. Памела сидела, опустив голову. Он не видел ее лица, ее глаз. Он не знал, что делать, стоял, боясь каким-нибудь неловким словом или жестом спугнуть напряженную тишину или обидеть Памелу.

Она не отнимала своей руки. И вдруг подняла голову, посмотрела на Ласкара и прижала его теплую руку к своей щеке. В глазах ее заблестели слезы.

- Памела… - тихо сказал он.

- Не надо. - Она поднялась. - Не надо, Ласкар.

И обойдя его, быстро вышла из комнаты.

Это был первый случай за весь курс лечения, когда доктор Памела Гривс пропустила время процедуры для больного.

Она так и не появилась в этот день.

Но скучать Ласкару не пришлось.

Раздался звонок, хлопнула дверь, и приятный баритон известил хозяина о приходе Ганса Хеллера.

Хеллер заметил, что Долли рассеян, что его обязанность как гостя и друга расшевелить физика, и поэтому предложил прогуляться и поужинать в ресторане.

- Как ты на это смотришь, старина? Пригласим Памелу, позвоним Карелу и его супруге и устроим отличный ужин, а?

Ласкар кивнул довольно безразлично. Хеллер уселся поближе к телефону и позвонил Карелу. Биолог поблагодарил и… отказался: очень занят.

- Черт возьми! - Хеллер с сердцем бросил трубку. - Хорошо, тогда мы втроем…

Комната Памелы оказалась закрытой. На стук никто не ответил. Совсем обескураженный, Хеллер пробормотал:

- Это уж слишком!

Когда мужчины выходили из дома, служанка окликнула хозяина. Он извинился перед гостем и вернулся.

- Что такое?

Служанка показала на дверь Памелы. Половинка была чуть приоткрыта. Доктор Гривс стояла за дверью.

- Я не хочу идти, - тихо сказала она. - Пожалуйста, будьте осторожны с Хеллером, я вас прошу.

Когда Ласкар вернулся, Хеллер сразу заметил, что друг его повеселел. Он даже чуть-чуть улыбался.

- Что там? - довольно бесцеремонно на правах старого приятеля спросил Хеллер.

- Домашние дела, - безразлично ответил Долли.

В ресторане Хеллер развернулся. Он взял руководство в свои руки, заказал отличный ужин с вином. Когда Ласкар заметил, что Памела Гривс категорически запретила ему вино, Хеллер рассмеялся:

- Отменяю это запрещение на правах старшего. Рюмка-другая выдержанной мадеры бодрит, старина. Помнишь, как мы в Гейдельберге, а? Тогда никто из нас не думал о сердце. Горели. Жили. Мечтали. Вот было время! Было, было… Все было и прошло. И знаешь, как один день. Жизнь слишком коротка. Может быть, поэтому я и взялся за гериатрию. Да, пожалуй, только поэтому. Хочется помочь людям преодолеть старость. Благородное дело. Ты как находишь?

Довольно непринужденно и легко Хеллер перевел разговор в нужное русло. Ласкар слушал его с некоторой завистью. Ведь почти одногодок, а сколько в нем еще экспрессии, жажды к жизни. Он деятелен, подвижен и даже внешне выглядит значительно моложе своих лет. И помимо всего - завидная целеустремленность. Сразу - о том, что его интересует. Не мое здоровье, из-за которого он, якобы, приехал; и уж, конечно, не желание погулять по городу, который, оказывается, очень любезен сердцу Хеллера, а жгучее любопытство к работам Карела - вот что привело Хеллера в Санта-Рок, вот о чем он будет говорить весь вечер и пытаться выудить нужные факты и сведения!