Вячеслав Пальман - Два шага маятника

Ласкар выругал себя, закрыл глаза. И сейчас же перед ним возник образ Памелы. Почему-то вспоминалась только хорошая Памела. Он жалел ее, он очень хотел бы видеть ее здесь сейчас, сию минуту, он был готов простить ей все-все.

Тянулась бесконечная ночь, Ласкар мучился, ворочался с боку на бок, вставал, пил лекарства и с надеждой смотрел в окна, ожидая рассвета как избавления от нескончаемых мук.

К утру он полностью простил Памелу и был уже готов первым сделать шаг к примирению, поступившись и гордостью и честью. Одиночество старого человека страшнее многих тяжелых бед.

Ласкар забылся на час-другой, лишь когда совсем рассвело. Он не слышал, как пришла прислуга, не уловил и телефонного звонка, настойчиво трещавшего за стеной. Его разбудил Карел, примчавшийся после того, как не смог добиться ответа на свои звонки.

- Плохо спал? - спросил он брата.

- Только под утро. Мучительные мысли, одиночество. - Может ли Карел понять? Чем больше человеку лет, тем глубже переживания. Он еще не знает. И хорошо, что не знает.

- Не могу ли я перейти на время к вам? - спросил он Карела.

- Мы с Полиной сами хотели предложить тебе, - с готовностью откликнулся брат. - Все-таки веселей. В этом доме, как в склепе. И для дела будет лучше.

- Тогда решено.

- Вот и отлично. Как раз сегодня мы хотели опробовать первую секцию устройства. Эта секция возьмет на себя контроль за сердцем и сосудами животного. В «купели» у нас обезьяна Куле. Она сейчас под наблюдением Полины. Поедем сразу в лабораторию.

Ласкар кивнул:

- Я только заеду в институт, проверю расчеты и через час-полтора буду у тебя. Ужасно тяжелая голова.

Он взялся обеими руками за голову, потер виски.

- Пойдем пешком, подышим. Я провожу тебя немного, - предложил Карел.

Пока Ласкар одевался, биолог сел за его письменный стол, взял из портфеля книгу и начал просматривать. Он не упускал ни одной новинки по биологии, его критически настроенный ум безошибочно отделял нужное от словесной шелухи.

Приближение решающего момента в прежние годы приводило его в состояние какого-то восторженного беспокойства. Оно ощущалось во всем: в нервическом румянце на щеках, в беспорядочных движениях, в беспричинной смене горечи и веселья, в резком отношении к неловким людям, в спешке с выводами и даже в какой-то внутренней дрожи во всем теле и особенно в пальцах рук. Многие ошибки были связаны именно с этим состоянием духа, когда возможна и скоропалительность решений, и незрелость отдельных мыслей.

Перемена в характере произошла незаметно и сравнительно недавно, вероятно, когда он обрел себе таких помощников, как Полина и Ласкар. Как часто он остывал под укоризненным взглядом жены и успокаивался, едва услышав ее спокойный низкий голос, убедительность которого была выше всякой критики. Когда рядом с ним находился Ласкар, он начинал действовать и говорить с особой осторожностью. Он не раз имел возможность убедиться в правоте взглядов старшего брата, абсолютно не терпевшего вольности в обращении с фактами и выводами. Строгость опытного экспериментатора невольно передалась и Карелу, потеснив в его характере вспыльчивость и горячность суждений.

Теперь Карел обрел все качества вдумчивого ученого. Вероятно, такой триумвират, как братья Долли с Полиной, являлся самым приемлемым для столь серьезного эксперимента, какой они задумали и проводили, эксперимента, который возник на стыке очень разных наук - от медицины до математики, от космической физики до кибернетики.

В эти дни ученые готовились к новому, пожалуй, самому ответственному опыту. Карел отбросил свою горячность, стал более спокойным. Ни тени волнения и неуверенности не было заметно па его лице. Позади остались десятки и сотни опытов с животными. Большинство этих опытов прошло успешно. Он мог показать серию фотографий в альбомах, где были запечатлены все стадии жизни подопытных животных, которые уже прошли оба колебания маятника жизни - от юности к старости и - через опыт - от старости к новой вспышке жизненных сил. Лишь одно обстоятельство оставалось до сих пор неясным, одна проблема нерешенной: темп второй жизни. Он был ускоренный, и над его замедлением предстояло еще поработать.

Дальнейшие опыты над кроликами пролили свет и на это странное обстоятельство. Карел уже знал, что дозы облучения и другие методы воздействия па беспомощный, вконец разлаженный организм подопытного животного можно изменять, что от сочетания условий и зависит в конечном счете скорость хода второй жизни. Несколько обезьян, недавно подвергшихся опытам, жили второй жизнью более медленно, хотя не настолько, чтобы посчитать проблему решенной. Полина и сейчас работала над выделением катализаторов, способных регулировать скорость прохождения жизненных реакций. Сложность ее задачи состояла в том, что нельзя было найти универсальный катализатор, годный для всех организмов, столь отличных один от другого.

Большую надежду ученые возлагали на вычислительную установку. Включенная в схему опыта, соединившись с «купелью», где будет находиться подопытный организм, и с «железным командиром», машина должна с нечеловеческой быстротой рассчитать все возможности, учесть все особенности организма и тотчас же давать команду для автоматического изменения условий опыта. Только так можно было избежать риска гибели организма при прохождении им порога между жизнью и смертью этого непременного условия опыта.

Решающий день настал.

- Пойдем? - Ласкар вошел в кабинет, и Карел захлопнул книгу.

- Что-нибудь новое? - спросил физик, заглянув в название книги.

- Биологи всюду идут по вашему пути, Ласкар,- сказал Карел. - Физики не остановились на изучении молекулы вещества, они открыли слагающие ее части, исследовали атом, нашли его составные элементы и уже вторглись в мир мельчайших частиц, перед которыми атом выглядит просто великаном со сложнейшим организмом. Сейчас таким же делом занялись и биологи. Клетка организма - не конечная инстанция, как думали несколько десятилетий назад. Ее составные еще сложнее, чем молекула вещества из мира неживого. Ядро клетки - целая вселенная. Один механизм наследственности - это неисследованная гора из сплошных загадок. Биологи только еще входят в это темное царство, они едва начали освещать его отдельные уголки.

- В том числе и вы с Полиной… - заметил Ласкар.

Брат не ответил. Он только покачал головой, показывая этим жестом, что их работа тоже не обнимет необъятное.

Они простились на перекрестке улиц, и Ласкар сказал:

- Я буду очень скоро.

- Мы ждем.

Он свернул вправо и через несколько минут входил в здание лаборатории.

Обезьяна Куле, большая, меланхолически настроенная старуха, уже лежала в «купели», опутанная проводами и датчиками, готовая погрузиться в лед и воду и остановиться на грани смерти. Она прошла подготовку, ее организм был расшатан.