Михаил Фоменко - Кровь ангела

Теперь, когда престарелый монарх, надломленный невзгодами, ожидает полного разгрома своей империи, он, наверно, вспоминает черную кошку и она ему, вероятно, является с высоко закрученными усами.

Когда немцы вступали в Антверпен, двое бельгийских рабочих перекрывали крышу на одном из домов.

Это были отец и сын — Пьер и Матюрен Николе.

Во главе немецкого отряда ехали два блестящих офицера.

Увидя кровельщиков, один из кавалеристов, граф Ленц, предложил другому, барону Зальцбургу, пари:

— Держу сто марок против пяти, что выстрелом из моего маузера сниму с крыши старика.

Пари было принято.

Раздался выстрел.

Пьер Николе с раздробленной головой полетел на мостовую.

Прошло три месяца после описанного зверства.

В октябре 1914 года, вечером, небольшой пароход подвигался вверх по Луаре.

Небо заволакивалось тучами, идущими с юга. Изредка блистали молнии. Слышались раскаты грома.

Эти предвестники приближающейся бури сильно беспокоили капитана парохода.

На палубе было немного пассажиров, между прочими человек с бледным благородным лицом.

В каюте, по словам капитана, находился больной и старый господин.

Вещи его были сложены на передней части парохода, тут же рядом стоял его великолепный экипаж.

Молодой человек вошел на пароход перед самым его отплытием и не видел больного, так как тот уже раньше сошел в каюту.

Он и не спрашивал имени богача.

С наступлением ночи, буря разразилась с необыкновенной силой.

Пароход стало страшно качать.

Вдруг раздался возглас капитана:

— Святая Мадонна, мы погибли! Пароход не слушает уже руля. Нас ударит о скалу! Боже, сжалься над нами!

— Мы погибли, мы погибли! — раздалось со всех сторон. Вскоре затем послышался треск. Пароход ударился о скалу и стал наполняться водою.

При свете немногих фонарей и блеске молнии, пассажиры в ужасе старались избежать смерти.

Скала, о которую разбился пароход, выступала очень невысоко над поверхностью воды и на ней нельзя было удержаться в такую бурю.

В отдалении виднелись маленькие острова, но добраться до них даже очень хорошим пловцам, при быстроте течения, было очень трудно.

Потерпевшим крушение нельзя было долго раздумывать; пароход все больше погружался в воду, а обломки разносились волнами.

Всякий старался обхватить бревно или доску, чтобы продержаться на воде.

Молодой человек также схватился за небольшую доску.

С трудом боролся он с волнами.

Многие вокруг, выбившись из сил, тонули.

Вдруг он услышал подле себя горячие мольбы о помощи.

Молодой человек, придерживая одной рукой доску, другой схватил кого-то за волосы и, напрягая все силы, вскоре почувствовал землю под ногами.

Он доплыл до небольшого острова, куда и вытащил спасенного, который, спустя некоторое время, пришел в себя.

Кругом была непроглядная тьма. По временам только молния освещала ужасную ночную сцену.

При блеске молнии молодому человеку удалось рассмотреть спасенного им от смерти.

Это был уже пожилой человек.

Он дрожал от холода и ужаса; с богатой одежды его стекала вода и грязь.

Молодому человеку казалось, что ему знакомо это лицо, но не мог припомнить, где и когда его видел.

Оба очутились на маленьком острове.

— Мы теперь в безопасности, — сказал юноша.

— Ты спас мне жизнь, — ответил тот. — Я тебя вознагражу по царски. Я богат и знатен. Я не хочу умирать; о, я не хочу умирать.

— Но кто же вы?

— Я граф Ленц, инкогнито прибывший в эту проклятую Францию!

— Граф Ленц! О чудовище! О насмешка судьбы! Я тебя спас, вместо того, чтобы отправить в преисподнюю! — воскликнул юноша.

— Что? И это говоришь ты — мой спаситель?

— Я — Матюрен Николе, сын бельгийского кровельщика, которого ты застрелил на крыше в Антверпене.

— О, горе мне!

— Мать моя умерла от отчаяния! Итак, убийца моего отца и матери, готовься к смерти. Ты умрешь от моей руки!

В это время молния осветила лезвие ножа, который Матюрен выхватил из-за пояса.

Граф Ленц упал перед ним на колени с криком:

— Сжалься! Сжалься! Возьми все, что хочешь, но подари мне жизнь! Я награбил в Бельгии огромное состояние! Я путешествую теперь по Франции и занимаюсь военным шпионажем, за что получаю десятки тысяч марок. Все это будет твоим — только сжалься!

— Нет у меня к тебе жалости!

С этими словами Матюрен замахнулся ножом, но не попал в Ленца — было слишком темно.

— Где ты, изверг? Убийца и шпион!

— О, сжалься, сжалься!

В это время раздался оглушительный удар грома, и молния ударила в одинокое дерево и расщепила его.

Тот же удар молнии попал в графа Ленца. Матюрен чудом избег смерти.

Он остался невредим — его только оглушило.

— Божий суд, — прошептал юноша, придя в себя. — Бог не хотел, чтобы рука честного бельгийца обагрилась кровью!

Сообщ. Эжен.

Роту расквартировали в деревне, а я решил переночевать в замке.

Замок был давно необитаем, и про него ходили дурные слухи. Хозяин замка был казнен еще в прошлом столетии за какое-то политическое преступление, а его молодая жена, наследница разоренных имений, вела очень замкнутый образ жизни и умерла в одной из башен, покинутая даже прислугой. Замок опустел. Крестьяне расхитили «остатки прежней роскоши», разобрали даже изразцовые печи. И теперь во многих крестьянских халупах были изразцы.

Однако в башне, где умерла графиня, оставался еще не тронутым ее портрет.

Говорили что-то про лунные ночи, когда тень графини якобы выходит на балкон, любуется голубой плесенью на пруде и до рассвета слушает соловьев.

Я не мог отказаться от желания проверить эту легенду личным опытом и к одиннадцати часам ночи очутился в башне.

Башня значительно сохранилась. Стены были необычайно толсты и, вероятно, заключали в себе тайники. Дверь на балкон была разбита, но еще держалась на одном шарнире и оттого грохотала при каждом порыве ветра.

Осветившись, я заметил и портрет графини. Это была типичная немочка — голубоглазая и пышная, но со странно противоречивой складкой между бровей. Алые губы, казалось, улыбались, а под бровями зрела смутная угроза…

Очень живо были нарисованы ландыши на груди красавицы. И на мгновенье я как бы уловил их аромат.

Время подходило к двенадцати. Я положил около себя револьвер, погасил ночник и завернулся в походное одеяло.

Ночь была лунная. Из сада доносились какие-то ропоты. Дверь скрипела и по стенам бились летучие мыши. Я задремал.

Не знаю, сколько прошло времени, час или более, но, несомненно, была самая глухая ночная пора, когда я внезапно проснулся.