Михаил Гребенюк - Вестник далекой катастрофы

- Разрешите ознакомиться с вашим личным пакетом, - сказал Богатырев.

- Прошу извинить меня: я его еще не читал.

Богатырев вскрыл пакет, и из него выпало письмо, содержание которого было весьма похоже на содержание письма, полученного Хэгстромом.

Подпись отсутствовала.

- Вы знакомы с этим? - Богатырев перебросил листок через стол. Японец внимательно прочитал письмо, возвратил Богатыреву, снял очки, тщательно протер стекла. Лицо его осталось бесстрастным, но Хэгстром почувствовал, что тихий вежливый японец весь подобрался.

- Это ужасно. Необходимо выявить двух других.

Хэгстром вслушивался в голос Мацумото. Нет, таким тоном не лгут. Доктор Томоясу всемирно известный врач. Его методы лечения лучевой болезни так и назывались - методы Томоясу. Подобная выдержка и естественность были бы понятны, если бы их проявлял профессиональный разведчик. Нет, Хэгстром не мог поверить, что доктор ведет двойную игру.

- Мы выявляем этих людей, Мацумото, - сказал Богатырев.

Японец встал и. вытащил из кармана лучевой пистолет. Хэгстром откинулся на спинку кресла, Богатырев вскочил.

- Вы меня не так поняли, - Томоясу повернул дуло к себе и положил оружие на стол -Я считаю, что личное оружие мне ни к чему. Кроме того, капитан, вы должны отдать распоряжение, чтобы меня не допускали в отсеки управления и ракетных установок. Самое ужасное, что я могу доказывать свою искренность только словами. На Ивере докажу делом.

- Вы нас тоже не так поняли, доктор Томоясу. Мы… я лично… Тьфу…

Два года тому назад мои лучший друг, летчик-космонавт, получил катастрофическую дозу облучения. Его спасли по методу Томоясу, и я не намерен забывать об этом, - проговорил Богатырев.

- Благодарю вас, капитан. Я жду вашего решения.

Доктор поклонился и вышел. Богатырев яростно скреб пятерней затылок.

- Не могу, Эд… простите, мистер Хэгстром - Я не возражаю против Эда.

- Я - против Игоря.

Они торжественно пожали друг другу руки и смутились.

- Надо продолжать, Игорь.

- Хорошо. Пригласим Пьера Рошаля?

В компетенции инженера Пьера Рошаля были все средства связи Грузный молчаливый инженер как то мало походил на француза, и, когда Хейнц Вильковски однажды сказал ему об этом, Рошаль пожал плечами.

- Я нормандец. У нас иной склад характера. Мы не северяне с их жеманностью и не южане, которые кипят, как вулкан. Мы живем у моря, а море не любит суеты.

Инженер огляделся, сел, закурил.

Вопрос Богатырева, казалось, нисколько не удивил его.

Пьер Рошаль принялся неторопливо рассказывать, что за три дня до отъезда к нему явился один субъект и предложил за приличную сумму помочь какому-то человеку на Ивере. Субъект пригрозил расправой. Если Рошаль откажется, его выгонят из экспедиции.

- Что мне оставалось делать, мистер Богатырев, я взял деньги и передал Гастону, мужу моей сестры. У него большая семья, сам он больной человек. Ну, а сегодня я вскрыл свой личный пакет и нашел вот это письмо.

Итак, третье письмо известного уже содержания.

- Вы сообщали кому-нибудь об этой истории? - спросил Богатырев.

- Нет, - угрюмо буркнул инженер.

- Почему?

- Я хотел непременно принять участие в экспедиции, - Рошаль помедлил и с явной настороженностью добавил. - Меня могли отстранить от полета.

- Почему? - повторил вопрос Хэгстром.

- Мой дед был осужден в сорок шестом году за сотрудничество с оккупантами. Это обстоятельство сегодня для многих повод гордиться, однако мне бы этого не простили. Я прошу вас поверить мне. Я хотел немедленно после старта обо всем сообщить вам. Вот… сообщаю.

- Хорошо, Пьер, вы свободны.

Рошаль вышел. Хэгстром почувствовал, что командир корабля повеселел.

- Знаете, мистер Хэгстром, простите, Эд, я начинаю думать, что это провокация. Они не поскупились на валюту, намереваясь внести раздор и подозрение. В космосе склоки страшнее метеоритов.

- Дай бог, чтобы вы оказались правы. Кого теперь, Игорь?

- Роберта. С Томом вы будете разговаривать сами.

Роберт Скотт, или Боб, как его называли космонавты, высокий, худощавый негр из Абиджана, уверенно переступил порог комнаты…

Боб - инженер по ракетным двигателям. Он учился в Москве, затем несколько лет работал в международном космическом центре. Было достаточно много официальных лиц, которые считали нецелесообразным включать Боба в состав экспедиции ООН. Они доказывали, что он слишком молод и слишком малый вклад внес в науку.

Когда после долгих споров Скотт наконец был утвержден, его пригласили в СССР, чтобы он основательно познакомился с конструкцией двигателей корабля, который снаряжался на Ивер. Все это время Боб провел в космическом центре.

Боб сжал кулаки, слушая объяснения Богатырева.

- Значит, на Ивере ваши милые соотечественники? - резко бросил африканец Хэгстрому. - Я подозревал, что так оно и есть.

Хэгстром перехватил взгляд Боба Скотта и почувствовал себя неуютно. В этом взгляде было столько ненависти и презрения, что профессор поежился.

- Ваши соотечественники так ничего и не поняли и ничему не научились, - с вызовом добавил Скотт.

В словах африканца чувствовалась традиционная неприязнь угнетенного…

Сколько поколений его предков копили ненависть к человеку с белой кожей!

- Спокойнее, Боб. Профессор Хэгстром - начальник экспедиции.

Однако Скотта не так-то легко было успокоить.

- Для чего только вашему правительству потребовалось тащить к Иверу всю эту международную компанию? - бросил он Богатыреву. - Вы бы сами управились значительно лучше.

- Я понимаю ваше отношение, мистер Скотт, - сухо произнес Хэгстром, - однако должен вам заметить, что вы не по адресу направили свой гнев.

Африканец принужденно улыбнулся.

- Простите за несдержанность.

Когда Боб вышел, Богатырев, усмехнувшись, кивнул ему вслед.

- Темпераментный парень.

- Слишком.

- Что делать, Эд, за свои деяния приходится держать ответ. Не нам, так нашим детям. Ну, с Томом, может, вы сами по-родственному объяснитесь?

- Только что, Игорь, ты доказывал, что склоки страшнее метеоритов, Недоговоренность - это та же склока, только более опасная.

- Хорошо. Поговорим с Томом.

Хэгстром с обостренным вниманием разглядывал мужа своей дочери. Перкинс провел ладонью по подбородку.

- Принимаю ваш молчаливый упрек, сэр. Через пятнадцать минут щетины не будет. Что это у вас такие засекреченные лица?

Богатырев заученно повторил вопрос.

- Ничего не понимаю, Игорь. Знаешь, у нас есть отличная поговорка - или выкладывай начистоту, или проваливай к черту.

Хэгстром вслушивался в слова Тома. Нет, это звучало так же, как и всегда. Том явно ничего не понимал. Богатырев повторил рассказ.

- Миллион? Сэр, преклоняюсь перед вами. - Перкинс расхохотался. - Я всегда говорил Фанни, что вы чудесный отец, но совершенно непрактичная личность.