Михаил Пухов - Семя зла (сборник)

У меня внутри все похолодело. Рак! Вот, значит, какие специалисты будут нами заниматься!..

А он тем временем прощается, поворачивается ко мне затылком и уходит прямо сквозь стену к своей тарелке. А дюза одного из моих двигателей смотрит аккурат на нее, горючего у меня уйма. На целых пять лет.

Ну и полезли мне в голову всякие мысли. Дружба, как говорится, дружбой, но все человечество у меня за спиной — даже не семья. А соответствующая кнопка — вот она, под рукой. Нажми — и все. Миллион градусов, ничего не останется. И обеспечен нашей цивилизации вечный покой.

Но другие мысли тоже лезут мне в голову. В конце концов, думаю, кто я такой, чтобы сомневаться в профессиональной компетентности этих галактических инспекторов? Кто мне дал такое моральное право? Почему я считаю, что они рак только резать умеют? И с чего бы это им бояться нашего прогресса? Что для них наша цивилизация? Большой муравейник, по-моему!..

Вот какие разноречивые чувства вызывает во мне простой факт, что дюза одного из моих двигателей нацелена на пришельца и на тарелку, к которой он направляется. Ладно, думаю я в конце концов, счастливого пути, мой инопланетный коллега. Скатертью, как говорится, дорога. По-хорошему думаю, по — до брому.

Погружается он в тарелку, а я гляжу во все глаза, чтобы хотя бы стартом полюбоваться. Я ведь человек деловой. И не проморгал. Вот как выглядел этот замечательный старт.

Тарелка вдруг начала часто-часто дрожать и как бы расплываться. То есть ее контур оставался четким, а остальное расплывалось и таяло, как сахар в чае. Через миг я все уже видел сквозь тарелку. За нею в скалах провал был, а в провале звезды, так они одна за другой проступали сквозь это мерцание — сначала яркие, а потом остальные, помельче.

И вот уже нет никакой тарелки. Один я на астероиде…

Но одиночество мое длилось недолго. Не успел мысли в по рядок привести, гляжу — появляется она снова, родимая, и мой коллега-пришелец опять топает по златоносным камням и возникает у меня в кабине. Выручай, говорит, друг. Горючее у меня кончилось.

Знаете, есть такая детская забава — пуговица на ниточке. Тянешь нитку за концы, а пуговица вращается — то в одну сторону, то в другую. Вот и пошла эта самая пуговица крутиться в обратную сторону.

Попросить-то нетрудно, но что я могу? Позволит ли техника? Начинаю выяснять, какое питание требуется для его машины. Вдруг у меня этого продукта на борту тонна, да не подозреваю я о его подлинном назначении?

Прямо так его и спросил. Чтобы понятнее, без всяких там парадоксов. Он в ответ произносит слово, которого я не запомнил, хоть и имею способности к языкам. Слишком уж не по-человечески звучит. По-птичьи как-то.

— А что это за вещество? — спрашиваю. — Попроще нельзя? По-нашему, по-людски?

— Нет, — говорит он мне, — невозможно. Для этого вещества нет слова в ваших диалектах. Даже фантасты его не придумали.

— Так, — говорю. — Откуда же я возьму вещество, для которого даже названия нет?

Призадумался он и думал несколько минут подряд…

— Да, — говорит. — На нет и суда нет. Что ж, покажите — ка мне свою станцию связи. Я переговорю с Центром, сюда пришлют ремонтную бригаду, и все завершится наилучшим образом.

— А у вас что, — спрашиваю, — разве нет своей станции?

— Есть, — говорит. — Только она ведь на том же самом ра ботает.

Словом, все источники питания у него иссякли. Делать нечего, показываю рацию. Пусть пользуется. В конце концов, я в соответствии с правилами действую. Оказываю посильную помощь потерпевшим кораблекрушение. В законе не сказано, что он относится только к людям. Не знаю, откуда пошло. Даже прецедент был, когда наши какого-то американского шимпанзе выручили.

Ну ладно. Ковыряется этот потерпевший кораблекрушение пришелец в рации, а потом поворачивается ко мне. Эффект ковыряния, судя по лицу, — ноль.

— Что-то никак не пойму, — говорит, — где тут у вас подключается гипердиапазон?..

— Гипердиапазон? — спрашиваю.

Призадумался он вторично. Основательно призадумался, фундаментально.

— Это что же? — говорит. — Выходит, у вас тут одни радиоволны? Которые со скоростью света распространяются?

— Точно, — говорю. — Триста тысяч километров в секунду. А далеко отсюда Центр?..

— Сто пятьдесят световых лет. Вот ведь невезение! Три ра за зарок давал — не связываться с первобытными культурами, и снова влип! Как нарочно!..

Жалко мне его стало. Все-таки из-за меня пострадал. Не откликнись на мой SOS, может, и хватило бы ему этого птичьего вещества до Центра, а то и дальше.

— Не убивайтесь, — говорю я ему. — Возможно, все обойдет ся. Уровень-то у нас невысокий, зато темпы экспоненциальные. Вдруг изобретем для вас что-нибудь в скором будущем?

Лицо у него немного прояснилось. Начал прикидывать что-то в уме.

— Так, — говорит, — сейчас у вас радиоволны. Дайте сообразить. Вам не хватает того, этого и этого самого. Ровно через 134 года изобретете.

— Плохо, — говорю я. — Значит, и волна до места добежит, и сделаем мы это горючее примерно в одно время. Заколдованный круг.

— Ничего себе заколдованный! — говорит. — 150 минус 134 получится шестнадцать лет, срок немалый. Договоримся так. Сейчас улетайте домой, а через 134 года, когда на Земле синтезируют необходимое мне вещество, возвращайтесь и подбросьте мне его граммов сто пятьдесят — двести.

Я, конечно, слегка опешил.

— Так я же к тому времени умру.

— Да, досадно, — говорит. — А я и забыл про это ограничение.

— Может, передать вашу просьбу в соответствующие инстан ции? — говорю я ему, прогоняя всякие мысли. — Тогда через 134 года это птичье вещество кто-нибудь другой привезет, не я. Вам-то, по-моему, безразлично, кто его привезет.

Он опять недоволен.

— Не хотелось бы. Начнут экскурсии водить, глаза пялить. Неприятно мне будет. Я ведь не жираф и не носорог.

— Вас и так обнаружат, — успокаиваю я его. — Найти вашу посудину легче легкого. Вон она какая заметная, издалека видн о. Особенно через локатор.

— Замаскируюсь, — говорит он. — Сам стану невидимым и аппарат невидимым сделаю — нипочем не отыщут. На невидимость энергия не требуется. Нет, ничего мн е от вас не надо, никакой помощи. Шестнадцать лет так шестн адцать, лучше я радиограмму пошлю. Жалко, что у вас темпы такие низкие. Прогресс ведь не ускоришь.

И подпрыгивает до потолка. До сих пор там, по-моему, вмя тина.

— Эврика! — говорит. — Сделаем так. Я подбрасываю вам одну плодотворную научную идею. Можете ее опубликовать под своим именем, мне авторство ни к чему, да оно мне и не принадлежит. Эта идея подхлестнет ваш технический прогресс, и тогда на Земле изобретут нужное нам вещество в десять раз скорее.

— Это еще зачем? — спрашиваю. Вот тебе и арго для арго навтов! Договорились!..