Юрий Никитин - Человек, изменивший мир

Никитин ступает куда дальше такой вот заземленности. Он понимает, что дело серьезнее: речь идет о похожести, вернее, единстве и преемственности человеческой породы, о единстве и преемственности рационального и чувственного начал. О попытке спроецировать эмоциональный строй современника в бесконечность будущего.

Многие авторы увлекаются подчеркиванием непохожести людей будущего на нас, грешных. А кое-кто из маститых утверждает, что эта вот непохожесть и есть критерий удачи или неудачи фантаста. И вот в одном произведении изображается, как двое влюбленных через несколько веков объясняются в любви. Она сказала: «Я хочу быть твоим другом». И все. И они стали супругами. Никаких мучений и терзаний, никаких бессонных ночей, не говоря уж о луне и утренней росе. Вот так будут любить наши потомки?!

Эта удивительная убежденность в том, что в будущем «рацио» беспременно будет раздуваться за счет «эмоцио», постепенно становиться аксиомой.

Но ведь как все это безосновательно! Мы, социалистическое общество, освобождаем человека от тех его качеств и черт, которые являются следствием многовекового приспособления к позорным и унизительным социальным условиям эксплуататорских формаций. Но ведь никто не замахивается на качества, которые делают человека собственно человеком, — напротив, мы создаем безбрежный простор для их развития. И среди этих качеств не последнее — гармония интеллекта и чувств. В ней, в этой гармонии, в этом единстве — родник человеческой любознательности и целеустремленности, жертвенности и героизма, способность бескорыстно любить и свято ненавидеть, желать, жаждать, отрицать и утверждать. Благодаря этой гармонии и эмоциональной преемственности мы сегодня и умом, и всем сердцем принимаем и понимаем Гомера, Шекспира, Шевченко, а потомки наши — мы верим — поймут и почувствуют нас.

Есть доброе обещание в том, что молодой писатель Юрий Никитин ощутил эту слабину фантастики и сделал попытку сказать свое слово и об этом. Рассказ «Слишком просто» — о любви. Он резок в изобразительных средствах, как большинство рассказов Никитина, но есть в нем тонкая и благородная человечность, и о любви здесь сказано сдержанно, без надрыва, с чувством печали и великой необратимости.

Диапазон фантастических вторжений Никитина весьма широк. В предлагаемой книге читатель найдет и остроприключенческие вещи, как «Грозная планета», задумается над неожиданной морально-этической проблемой в рассказе «К вопросу о евгенике», над фантастической выдумкой в «Эффекте присутствия». Юрий Никитин пишет о трагической неизбежности жертв, но в то же время утверждает поиск («Потомок викинга»).

Юрию Никитину предстоит еще много работать, но одаренность, труд, время, опыт жизненный и литературный — благодарнейший материал для строительства интересной литературной судьбы.

Однажды к группе ученых обратились с вопросом о роли научной фантастики в жизни общества. Один ответил: «Будит мысль!» Другой сказал: «Помогает ломать психологические барьеры на пути к тому, что принято считать невозможным». А третий объяснил: «Учит всех нас понимать сегодняшний день как шаг из „вчера“ в „завтра“.» Все они правы. Вот почему мы имеем основания радоваться, что в литературу пришел своеобразный писатель-фантаст и что он, при убедительных своих достижениях, все еще в самом начале пути. Пожелаем ему творческой удачи, а его произведениям — будить мысль, ломать барьеры и — самое главное — жить и жить с людьми.

Радий Полонский

Когда утих надсадный рев двигателей, Роман с трудом поднял голову. Он лежал в углу штурманской рубки среди обломков противоперегрузочного кресла. По всему полу сверкали крохотные искорки разбитого стекла.

Он кое-как поднялся, его качнуло к стене. В глазах потемнело, замелькали темные бабочки, а в голове послышались тяжелые бухающие удары. Огромный кожух вычислительного комплекса зияет торичеллевой пустотой. Траектометр разбит вдребезги. Рация космической связи — вдрызг. Регенерационная установка — в щепки…

Внизу захрустело, словно он шел по кристаллам крупной соли. Посмотрел под ноги — невесело скривил рот. Вот ты где, энциклопедия навигаторских знаний… Белой мукой липнешь к подошвам космических сапог.

Перед внешним люком стоял недолго, выбор невелик. Либо задохнуться как крыса в спертом воздухе, либо умереть от чужого, но успеть увидеть новый мир… Люк заклинило, как только корпус уцелел, но все-таки вышиб, ступил, покачиваясь от усталости, на трап. В грудь хлынула свежая волна прохладного резкого воздуха.

Ноздри жадно втягивали запахи трав и диковинных цветов, обостренное чутье услужливо указало направление, где наверняка озеро с пресной водой, с зелененькими лягушатами и крошечными рачками… Конечно, такого быть не может, это не Земля, но не мог отделаться от ощущения, что планета удивительно похожа даже не просто на землю, а на его родную Харьковскую область в районе заповедного Донца.

Корабль стоял на обширном лугу. Метрах в двухстах поодаль торчали пучки черных, похожих на нефтепроводы труб. Тесно прижатые друг к другу внизу, на вершине расходились, и странно было видеть там роскошный шатер крупных зеленых листьев.

Роман спустился по трапу, не чувствуя восторга, голова еще гудит от удара, вниз. Из-под ног прыгнул, трепеща яшмовыми крылышками, туземный кузнечик, испуганно пикнул маленький зверек и метнулся опрометью к ближайшей норке. Только и заметил Роман большие перепуганные глаза и тонкий мышиный хвостик.

Вблизи странные черные трубы оказались совсем громадными. В синем небе шелестели листья, гибкие стволы бесшумно, словно резиновые, покачивались. Их влажные маслянистые бока лоснились, будто начищенные сапоги, из пор выступали янтарные капли, играли на солнце блестками, подманивая насекомых.

Внезапно совсем близко послышались голоса. Со стороны чудовищного пучка растительных труб появились, словно вылезли из-под земли, странные, похожие на зеленых динозавриков существа. Они нерешительно шлепали по траве короткими толстыми ножками, почти утиными, на продолговатой голове нелепо выступали выпуклые красные глаза. В ярких зрачках светились испуг и недоумение, как показалось Роману, смешанные с острым любопытством.

Когда они безбоязненно подошли ближе, Роман, несмотря на боль в черепе и чувство страха и безнадежности, ощутил, что сердце запрыгало как мартовский заяц. В кротких глазах маленьких динозавриков светится нечто, что Роман назвал бы разумом. И потому что до крика жаждется встретить себе подобных, и потому, что в самом деле их мордочки кажутся хоть чуточку да осмысленными. И пусть это не гипотетические Старшие Братья, на прилет которых так уповают лентяи и бездари, но и просто разумной жизни еще не встретил никто из разведчиков сверхдальнего поиска!