Юрий Никитин - Человек, изменивший мир

— Синхроматика, а так все узлы проверил, — пропыхтел Стефановский. Пот градом катился по его румяному личику, а у рубашки только манжеты и остались сухими.

— Тогда приступим, — сказал Лобода с отвращением.

Несмотря на немыслимый гонорар и остроумное решение проблемы взаимодействия аппаратуры, ему пришлось буквально силой усаживать себя за пульт. Во всяком случае, он никому не признается, что выполнял работу в киностудии. И почему это балбесы всех мастей так стремятся стать киноактерами? А тупари с манией величия прут в кинорежиссеры?

— Поехали, — сказал Стефановский.

Для него существовали только сверхсложная задача и прекраснейшее электронное оборудование в его полном и бесконтрольном распоряжении.

К десяти вечера удалось наладить трехмерное изображение, в центре зала начался процесс материализации пары громадных огнедышащих динозавров, плод буйной фантазии юного сердцем автора в период расцвета фантастики. Неуязвимые для любого вида оружия, бессмертные и чудовищно коварные, эти монстры из книги «Джин из бутылки» приводили в трепет уже третье поколение школьников и режиссеры, хоть и с привычным запозданием, решили и сами снять обильную жатву с беспризорной нивы.

— Давай перекусим, — предложил Лобода в самый ответственный момент. Не обращая внимания на бурные протесты Стефановского, разложил на панели колбасу, сыр и достал из портфеля две бутылки пива.

— Эх ты…

— Эх я, — согласился Лобода.

Прихлебывая пиво, оон взглянул на свой труд со стороны и подивился результатам и затраченным усилиям на такое, казалось бы, пустяковое дело.

Подумаешь, очередной боевик. А тут, чтобы не прогореть в соревновании с телевидением, кинообъединение берется решать задачи, которых побаивается и Академия.

Динозавры ревели, выдыхали огонь и серу через красиво нарисованные ноздри, били по бокам чудовищными хвостами: словом, вели себя строго по канонам послереволюционной фантастики и нового бума середины шестидесятых годов.

— Хватит, — крикнул Лобода, — выключай! Публика останется довольна, только не представляю, во сколько обойдется билетик! Иди сюда, а то прикончу и твое пиво.

Стефановекий, как паучок, опустился к импровизированному столу и с урчанием впился крепкими зубами в ломоть сыра.

— Ты бы выключил эту штуку, — сказал Лобода, поморщившись.

— Я выключил, — ответил удивленно Стефановский.

Он оглянулся и начал медленно бледнеть. Лобода отложил колбасу, ему стало нехорошо. Кинопроектор был выключен, но динозавры продолжали растерянно топтаться на месте. На паркете оставались следы их огромных лап.

— Что же это? — растерянно спросил Стефановский.

Его испуг помог Лободе высказать страшное предположение:

— Переданных характеристик оказалось достаточно, чтобы они зажили своей псевдожизнью!

— Это невозможно! — пискнул Стефановский.

— Невозможно, — согласился Лобода, — хотя, кто его знает…

Он хотел добавить, что никто еще, собственно, и не пробовал вот так, но даже в этот момент удержался. К чему повторять общеизвестную истину, что руки человеческие способны творить и не такие чудеса. И они их творят.

Динозавры нерешительно переминались с ноги на ногу, но было видно, что им здесь явно не нравится. Дыхание становилось все чаще, а хвосты работали, как цепа на току. Стефановский с ужасом представил, что будет, если вырвутся из павильона, ведь от них практически нет защиты; Лобода в этот момент прикидывал колоссальнейшие возможности, которые откроет промышленное применение этой установки, то бишь материализатора. Ведь можно вообразить любую вещь, а с помощью материализатора создать ее! Это ли не золотой век человечества, в котором воплотятся в жизнь самые смелые мечты?

И в это время динозавры рванулись к ним.

«Пустынная и дикая местность на самом краю земли, в стране скифов. Никогда еще не ступала здесь нога человека. Сюда-то, на край Земли, привели слуги Зевса титана Прометея, чтобы приковать его несокрушимыми цепями к вершине скалы…»

Наталья Алексеевна прохаживалась по аудитории. Пересказ древней легенды увлек ее: еще школьницей она познакомилась с этой трагедией Эсхила, древний шедевр на всю жизнь очаровал ее.

«…но не вечно будет страдать Прометей. Он знает, что злой рок постигнет и могучего громовержца. Не избежать ему злой судьбы! Будет он свергнут с высокого царственного Олимпа. Станут тогда люди подобны могучим титанам, освободят Прометея и его родных братьев, тоже выступивших против Зевса: младшего Атланта и старшего — Менетия. И станут люди сильными, и станут могучими, и станут прекрасными…»

После лекций она успела забежать в книжный магазин, где для нее молоденькая продавщица достала из-под прилавка сборник японских вака. Наталья Алексеевна выбила чек и, улыбаясь, поспешила дальше.

В «Фотолюбителе» она купила пачку цветной фотобумаги.

В довершение всего она успела вскочить в отходивший троллейбус. Обычно же она ждала его минут двадцать. Какой-то юноша мгновенно уступил ей место и стыдливо отвернулся к окну. Вероятно, один из ее «хвостистов».

По лестнице она взбегала вприпрыжку. До прихода мужа оставалось достаточно времени: можно приготовить ужин и даже привести в порядок комнату. К ним собирались зайти с визитом Волховские со своим чадом.

На лестничной площадке четвертого этажа стоял мужчина. Он встретил ее странно напряженным взглядом. Ему было за сорок, одет прилично, но что-то в его облике настораживало.

— Наталья Алексеевна? — спросил он скорее утвердительно, чем с вопросом.

— Да, — ответила она, — меня зовут Наталья Алексеевна.

— У нас к вам серьезный разговор, — сказал мужчина, и его глаза блеснули. — Позвольте представиться. Иосиф Давыдович Гальперин. Доктор медицинских наук. Вот мои документы.

Наталья Алексеевна не взглянула на протянутые бумаги.

— Согласитесь, — сказала она, — все это несколько странно..

— Согласен, — Гальперин позволил себе слегка улыбнуться. — Даже очень странно. Но вы все поймете. Нам, то есть в данном случае мне, необходимо поговорить с вами. Это очень серьезно.

Наталья Алексеевна посмотрела на крохотные часики.

— В таком случае… через два часа вернется с работы мой муж… и мы охотно выслушаем вас.

— Я понимаю, — сказал Гальперин. — Но не стоило бы откладывать наш разговор. Не пугайтесь. Да, все это очень странно. Вы ведь гуманитарий. У вас исследования ведутся в пыли архивов, тихо и спокойно. А вот мы…

У него было умное и почему-то печальное лицо. Лицо все понимающего и все прощающего человека.

— Хорошо, — она вдруг решилась неожиданно для самой себя. — Пойдемте в комнату.