Сергей Розвал - Невинные дела. Роман

Грехэм кивнул головой.

- Значит, знаете… Кстати, сегодня Уайтхэч производит первую публичную демонстрацию своих лучей. - Эрнест немного помолчал. - А скажите, Грехэм, как вы к этому относитесь?

- Ничего удивительного нет, - спокойно ответил Грехэм. - Я давно ожидал. Когда я оставил Уайтхэча, он был близок к открытию…

- Вы давно ожидали… - повторил Эрнест. - А не показалось вам странным, что это случилось недавно, ну, скажем, месяц назад, а как раз после всей этой истории? Проще говоря, после того, как, по моим соображениям, были похищены ваши записи? - Грехэм молчал, сосредоточенно глядя на Эрнеста. - Я помню, вы говорили отцу, что вклад Уайтхэча не так уж велик, в основном это ваша работа, не так ли? - Грехэм снова кивнул головой. - И вот Уайтхэч самостоятельно добивается успеха как раз в тот момент…

- Разве не может быть простым совпадением? - перебил Грехэм, все так же не спуская глаз с Эрнеста.

- Конечно, - согласился тот. - Но подойдем к делу с другого конца. К кому прежде всего должны были обратиться те, кто похитил зашифрованные записи? Ясно: к тому, кто знает шифр. Отец, опять-таки с ваших слов, назвал мне их. Ундрич исчез. Значит?..

Эрнест вопросительно посмотрел на Грехэма. Грехэм чувствовал, как его теснят, подводя к вынужденному выводу.

- Нет, нет, - воскликнул он в страшном волнении, - слишком ужасное подозрение! Не мог Уайтхэч это сделать!

- Конечно, сам не выкрал бы чертежей, - Эрнест произнес это четко, ясно, не запнувшись перед страшным словом, и даже повторил его: - Нет, не выкрал бы. Допускаю даже, что отказался бы воспользоваться ими, если бы кто-нибудь преподнес их ему в то время, когда вы были на свободе. Но ведь вы исчезли. Может, навсегда. Мог он, наконец, думать, что вас и в живых нет. Что же, пропадать изобретению?

- Нет, нет! - повторил Грехэм и даже головой тряхнул, как бы отгоняя страшную мысль. - Мы разошлись с Уайтхэчем, я не могу согласиться с его взглядами, но он честный ученый, честный человек… Вот и профессор Эдвард Чьюз выдвинул его кандидатуру для экспертизы изобретения Ундрича…

- А что, я не могу ошибиться? - сурово возразил старый Чьюз. - Наша участь - пробиваться сквозь дремучий лес ошибок и иллюзий. Не допускали же вы мысли, что записи могут у вас похитить. За свою иллюзию вы дорого заплатили. Надо быть честным, Грехэм! Не бойтесь боли, с корнем рвите обманувшие иллюзии!

- Нет, нет, - упрямо повторял Грехэм, - он был моим учителем, какое право я имею подозревать его? Он не мог… не мог…

- А направить величайшие открытия науки против людей, против человечества он мог? Это, по-вашему, честно? - воскликнул Эдвард Чьюз. - Грехэм, я не знаю большей бесчестности! Кто на это способен, тот способен на все, на все! И на мелкую кражу изобретения! Поймите это!

- Хорошо! - тихо сказал Грехэм. Он побледнел, губы его дрожали. - Хорошо! Я все узнаю… Сегодня испытание… Я пойду… Я увижу… Пойму…

- Что вы собираетесь делать, безумный вы человек?! - крикнул Слайтс. Он вскочил с места и, упершись кулаками в письменный стол, всем телом подался к Грехэму. Маленькие глаза его горели негодованием. - Вы что же, вообразили, что уже в полной безопасности? По-вашему, Деневен - кроткая овечка, все нам простит? Без донкихотства, Грехэм, мы и так теряем время! Нам надо удирать отсюда, удирать подальше, сейчас же, забиться в щель и молчать… молчать, пока вы живы.

- Но я должен…

- Черт возьми, а я вам приказываю! - яростно закричал Слайтс, теряя самообладание. - Да, да, приказываю! Я спас вам жизнь, вы это понимаете? Я имею право… Я не довел до конца, вы не смеете мешать…

- Я вам благодарен…

- К черту благодарности! Чего они стоят, если вы сами лезете в петлю!

- А что вы, Грехэм, собственно, сможете узнать? - примирительно спросил Райч.

Отец и сын Чьюзы молчали, и было неясно, на чьей они стороне в этом горячем, бессвязном споре.

- Я все узнаю, все… Поймите, господа… - волнуясь и словно умоляя, говорил Грехэм. - Пусть он даже взял… не судите меня строго… Если это не его, а мое изобретение, он не может, нет, нет, знать всего… не может… Я молчал… Теперь скажу вам… С того момента, как лучи стали опасны для людей, я прекратил записи… Даже шифром прекратил… Я понимал: слишком ответственно. Я держал все в памяти… Мышь он убьет… Для войны мало… Это здесь… только здесь… - Грехэм показал на лоб. Он говорил все бессвязно. Казалось, силы готовы были оставить его.

- А что же вы ждете, Грехэм, что он будет демонстрировать уничтожение людей? - спросил Чьюз.

- Нет, нет, я пойму… По опытам пойму. Я спрошу его… - глаза Грехэма загорелись, когда он напал на эту мысль. - Да, да, спрошу… Он не посмеет промолчать. А промолчит, все равно не сумеет обмануть… Я пойму… Пойму…

- Ну что ж… Попробуйте… - сказал вдруг старый Чьюз.

Билл Слайтс взорвался.

- К черту! - заорал он. - Куда я попал? Собрание донкихотов! И вы, профессор, потакаете этому безумцу!! Поймите, он рискует жизнью!

- Что поделать, Билл, - спокойно сказал старый Чьюз. - Есть вещи поважнее нашей жизни…

Вечером того же дня профессор Уайтхэч отправился на первую публичную демонстрацию своего изобретения. Она должна была состояться в том же громадном зале, где когда-то демонстрировались «лучи жизни» Чьюза, а затем «лучи смерти» Ундрича. «Лучи жизни» так и остались неосуществленными, а «лучи смерти» исчезли с их изобретателем, и только «лучам Уайтхэча» суждено было прославить их творца! Уайтхэч чувствовал себя победителем. Он достиг вершины своих мечтаний: он - великий ученый, увековечивший свое имя, награжденный докпуллеровской премией! Нет ничего удивительного, что в громе победных фанфар заглохли робкие протесты раненой совести: о Грехэме Уайтхэч уже не вспоминал. Кроме того, он воздал ему должное, решив назвать и его именем лучи, уступив, таким образом, ему посмертно часть своей славы. Впрочем, сюрприз с присвоением лучам имени Грехэма Уайтхэч приберегал под конец: лишь после демонстрации и бурной овации он даст эту пощечину Бурману.

Появление Уайтхэча в зале было встречено громом рукоплесканий. Треск фотои киноаппаратов, ослепительный блеск «юпитеров», ответный блеск расставленных в строгом порядке никелированных приборов - вот героическая симфония звуков и света в честь Уайтхэча! Он прочел краткую вступительную лекцию голосом, который показался ему металлическим, почти громовым. Но центр тяжести был в самой демонстрации. На глазах изумленной публики под воздействием невидимых лучей, направленных из расположенного на возвышении прожектора, погибали в клетках морские свинки, белые мыши и кролики. Аплодисменты слились в одну сплошную овацию.