Сергей Розвал - Невинные дела. Роман

- Хотелось бы знать, на что могу рассчитывать.

- Не знаю, что вам потребуется.

- Видите ли, если придется уезжать, переберусь в Астех. Может, буду околачиваться без работы… Сами знаете, какое время… А я там купил бы домик, устроил маленькое хозяйство… Тысяч тридцать потянет. Меньше не обернусь…

- Хорошо, - сухо сказал Эрнест. - Мы вам поможем… Конечно, если убедимся в точности ваших сведений.

- Благодарю вас, - повторил Трейбл. Он проводил гостей до двери.

Эрнест Чьюз и Райч сели в машину. Некоторое время проехали молча. Наконец Райч, сидевший за рулем, сказал:

- Неприятный малый…

- Да, - согласился Эрнест. - Готов из своего секрета сделать бизнес. Дауллоби ничего не требовал и пожертвовал жизнью.

- Не всем быть героями, - заметил Райч.

Старому Чьюзу тоже не понравилось «соглашение» с механиком Трейблом.

- Где деньги, там дурно пахнет, - сказал он брезгливо.

- Но, с другой стороны, Трейбл прав, - возразил Эрнест. - После своего свидетельства ему ничего другого не останется, как убраться подальше. Такие люди, как Ундрич и его покровители, не очень церемонятся… А откуда у маленького человека средства?.. Мы морально обязаны…

- Понимаю, понимаю, - поморщился Чьюз. - Не денег жалко…

Утром в среду Эрнест Чьюз и Райч снова были у Трейбла. Встретил их он очень приветливо:

- Очень рад вам, господин Чьюз! Здравствуйте, господин Райч! Принесли деньги, господа?

Эрнест Чьюз нахмурился.

- Можете быть спокойны, господин Трейбл. Вот чек на тридцать тысяч… На предъявителя, так вам, верно, удобнее. Как только вы дадите показания…

- Что же я должен показать, господа?

- То есть как что? Что знаете, то и покажете…

- Не знаю, что вас интересует…

Лицо Эрнеста Чьюза становилось все более мрачным.

- Вот что, господин Трейбл, - сказал он решительно, - играть в прятки незачем. Знаете - так говорите, нет - не рассчитывайте, что мы хотим купить вашу подпись. Свидетели этого рода нам не нужны.

Трейбл посмотрел на Эрнеста Чьюза, помолчал. Лицо его приняло обычное, ничего не означающее выражение.

- Простите, господа, я передумал… Я не могу дать тех показаний, о которых вы просите. Не могу даже за тридцать тысяч, которые вы мне предложили. Испытания изобретения Ундрича на самолете прошли по всем правилам, самолет был в полном порядке… Я не могу изменить правде… Даже за тридцать тысяч…

- Вы изменяете ей за большую сумму? - с презрением сказал Эрнест Чьюз. - Кажется, я верно понял вас, господин Трейбл. Вы - достойный помощник своего хозяина Ундрича.

Эрнест Чьюз резко повернулся и вышел. Райч едва поспевал за ним.

- Мерзавец, мерзавец! - не выдержал Эрнест, садясь в машину. - Какая глупость, что мы обратились к нему!

- Во всяком случае мы ничего не потеряли, - успокоил его Райч.

- День потеряли. А может, что-нибудь и побольше…

- Просто мошенник, который за тридцать тысяч готов дать свою подпись под карт-бланш, - сказал Райч. - Но вот что плохо, Эрнест. Такой тип продаст любой секрет. Раз не продает, значит, ничего не знает… А не он, так кто же положил вторую «сигару»?

- Я думаю, здесь другое. Зачем ему понадобился день отсрочки? Он советовался, да не с женой.

- С Ундричем?

- Уверен. Вот ты, Джильберт, говоришь: за тридцать тысяч он продаст любой секрет. Не забывай, что он уже получил деньги с Ундрича. Дауллоби получил пятнадцать тысяч, вероятно, и этот не меньше. Конечно, дело не в этике: такие, как Трейбл, если выгодно, продадут и перепродадут. Да вот вопрос: выгодно ли перепродать? Ведь он прав: выдай он Ундрича, придется ему скрываться. А нас бояться нечего. Сам посуди: не выгодней ли ему еще дополучить с Ундрича? За дополнительное молчание. Своим визитом мы только набили ему цену.

- Ты думаешь…

- Я думаю, что «великому изобретателю» имело смысл заплатить этому мошеннику и больше тридцати тысяч. Хорошо, что в одном они все же просчитались…

- В чем это?

- Вероятней всего, они рассчитывали, что я не удержусь от соблазна получить за тридцать тысяч нужные мне показания. Ведь Трейбл выражал полную готовность подписать все, что угодно. Подписать он все-таки не подписал бы, зато они узнали бы, что именно нам известно. Это не может не беспокоить их.

- Послушай, Эрнест, неужели Ундрич серьезно мог на это рассчитывать?

- Знаешь, Джильберт, мошеннику трудно представить себе, что можно отказаться от мошенничества… Каждый творит мир по образу и подобию своему…

Машина въехала во двор загородного особняка Чьюза.

- Очень неприятно будет все это рассказывать отцу, - с огорчением проговорил Эрнест, выходя из машины.

С воскресенья до утра среды события развивались медленнее, чем хотелось Чьюзу, а главное, протекали скрытно. Но с полудня среды все вырвалось наружу и сразу бешено завертелось. Так огонь, невидимый еще извне, медленно, трудолюбиво пробивает себе путь, потом маленькая змейка вырывается на свободу - и вдруг все здание охватывает торжествующее пламя.

Около полудня среды показалась такая змейка: газеты сообщили о телеграмме Чьюза в Медиану, о внезапной болезни судьи Сайдахи и о перерыве процесса.

В те же часы это газетное сообщение прочитал Уайтхэч. Он обомлел. Несколько раз он перечитал телеграмму Чьюза: «На прожекторном заводе в Медиане не было намечено производство секретных частей так называемого изобретения Ундрича. Прожектор сам по себе секрета не представляет. Действительную секретную деталь Ундрич по особым причинам не мог доверить заводу».

Итак, Чьюз начал наступление. Совершенно ясно, что он все знал. Процесс прерван: Чьюза боятся. Теперь он нанесет решающий удар.

Уайтхэч нервно снял телефонную трубку с рычага. Он звонил в редакции газет «Время» и «Свобода», предлагая прислать корреспондентов для интервью.

Теперь счет событиям надо вести уже не по дням, а часами. В три часа очередные выпуски «Времени» и «Свободы» вышли с заявлением профессора Уайтхэча.

«Ввиду того что ряд лиц обратился ко мне с запросами по поводу трагического несчастья на аэродроме в это воскресенье, - говорилось в интервью, - считаю своим долгом заявить следующее. Я состою председателем научной комиссии по испытанию лучей Ундрича, в обязанность каковой комиссии входит контроль над условиями испытания, однако не над самим изобретением, сущность которого ни комиссии, ни мне, как ее председателю, совершенно неизвестна. Некоторые лица, как я убедился, считают, что настоящая работа выполнена инженером Ундричем под моим руководством. Это ошибка: действительно, довольно долгое время мы работали совместно, но над совершенно иными проблемами, это же изобретение Ундрича абсолютно самостоятельно - участия в его разработке я не принимал, сведений о сущности его, повторяю, не имею. Что касается непосредственно несчастья на аэродроме, то, как установила комиссия и как уже официально сообщалось, вызвано оно отсутствием детали в прожекторе, но каким образом исчезла деталь - комиссии осталось неизвестно, да это уже входит в компетенцию не ее, а следственных властей. Настоящим заявлением я хочу устранить возможные недоразумения и кривотолки».