Дмитрий Поспелов - Фантастика 1985

— Уступи дорогу старшему, — оказал юрист и сам извлек из стола бутылку виски.

В полночь, после того, как кончился закрытый просмотр «Чудовища из плейстоцена», мистер Гласе вернулся в студию, где все должны были собраться, чтобы отпраздновать выпуск фильма, и обнаружил Тервиллиджера в его мастерской — он сидел один, и динозавр лежал у него на коленях.

— Вас там не было? — изумился мистер Гласе.

— Я не решился. Скандал был грандиозный?

— Скандал?! В восторге, все до единого! Чудовища прелестней не видел никто и никогда! Уже говорилось о новых сериях. Джо Кларенс — Ящер-Тиран в «Возвращении чудовища каменного века», Джо Кларенс — тираннозавр в… ну, скажем, «Звере давно минувших веков», и…

Зазвонил телефон. Тервиллиджер взял трубку.

— Тервиллиджер, это Кларенс! Буду через пять минут! Замечательно! Твой зверюга великолепен! Потрясающий! Теперь он мой? То есть к черту контракты, просто как любезность с твоей стороны, могу я получить его и поставить к себе на камин?

— Мистер Кларенс, чудовище ваше.

— Награда лучше «Оскара»! Пока!

Тервиллиджер смотрел на умерший телефон.

— «Благослови нас всех господь, — сказал малютка Тим».

Он смеется, он в истерике от радости.

— Возможно, я знаю почему, — сказал мистер Гласе. — После просмотра девочка попросила у него автограф.

— Автограф?

— Сразу как он вышел, прямо на улице. Заставила его подписать свое имя. Первый автограф в его жизни. Он смеялся, когда писал. Его узнали! Вот он, перед кинотеатром, Rex собственной персоной, в натуральную величину, так пусть подписывается! Он и подписался.

— Подождите, — медленно проговорил Тервиллиджер, наливая виски себе и Глассу. — Эта девочка…

— …Моя младшая дочь, — сказал Гласе. — Так что… кто узнает? И кто расскажет?

Они выпили.

— Только не я, — сказал Тервиллиджер.

Потом они вышли к воротам студии ждать, когда появятся лимузины — в фейерверке огней, гудков и радостных вестей.

Перевел с английского Ростислав Рыбкин

Великое чувство Родины! Источник сил и вдохновения. Негасимый пыл души. Радость и страдание. Отвага и мужество защищающих Отчизну, родной дом и своих родителей, свой народ… Это и родной язык, родная культура, история… Горе и тоска покинувших родные места…

Но хочется в этой необъятной теме выделить один небольшой вопрос, одну сторону любви к родным местам. Почему людей, как птицу, тянет в родные места? Зачем человек возвращается в отчий дом? Почему ищет земляков на чужбине? Ответов может быть, конечно, много. Рискну прикоснуться к теме памяти…

Вихрь вопросов возник у меня после того, как маленький самолет местной авиалинии сделал вынужденную посадку в поле где-то в Курганской области. Я вышел, озабоченный непредвиденной задержкой рейса, и вдруг… превратился в ребенка. Нет, не сразу. Пожалуй, сначала на меня пахнуло каким-то до боли знакомым. степным ветром. Теплым, полынным и полним детства. Я очутился почему-то рядом с лошадью, на стогу сена. Лошадь большая, а стог огромный. И жутко, и радостно, и терпкий привкус трав щекочет в ноздрях, придавая особый вкус новым ощущениям.

Уже отрезвев от первого удара запахов, лежа в колосистой траве, я твердо уверовал, что побывал в детстве, о котором уже давно ничего не помнил (а может быть, не знал?). Степь всколыхнулась ветром, тронула глубинные слои памяти, и оттуда, как из илистых недр степного озера, стали подниматься и лопаться пузыри-воспоминания. Потом я проверил их у родных и знакомых. Да, без ошибки, все было точным. Я случайно оказался вблизи селения, где родился…

Вторично интерес мой к этому явлению оживился после разговора с испанцем, вывезенным малышкой в СССР, в 1937 году.

Я опросил его, что он чувствовал, когда впервые снова побывал на родине, в Испании? И он ответил: запах! Точнее, да запаха. Один — морского ветра, а другой — мыльный, из мраморного корыта для общественной стирки, что стояло в глубине испанского дворика.

Ну а еще что? В Испанию ехал на «Жигулях» через всю Европу. Почти все время включен радиоприемник. Чужие голоса, музыка. Но вот в Пиренеях на каком-то витке горной дороги незнакомая музыка стала вдруг родной, и он, как мальчишка на материнской груди, захлебнулся от слез радости. И после была, родная испанская. музыка, были знакомые с детства песни, но такое ощущение уже не повторялось.

Что это, простое совпадение наших интимных (и весьма субъективных) ощущений?

Но вот читаю Марселя Пруста: «В поисках утраченного времени»: «Съел печенье тетушки, и память восстановила картины детства. Более подробно описывает подобные ощущения Герман Гессе, который в жизнеописании довольно много места уделяет такому явлению: «Рождение мое совершилось ранним вечером в теплый июльский день, и температура того часа есть та самая, которую я любил и бессознательно искал всю мою жизнь и отсутствие которой воспринимал как лишение. Никогда я не мог жить в холодных странах, и все добровольно предпринятые странствия моей жизни направлены на юг…» Но все же большинство свидетельств — в пользу запахов.

Иногда эти свидетельства прочно смыкаются с комплексным ощущением красоты и близости родных мест. И. С. Тургенев: «Люблю я эти аллеи, люблю серо-зеленый нежный цвет и тонкий запах воздуха под сводами…» А вот знаменитый дуб, посаженный. Иваном Сергеевичем еще в детстве на поляне за старым лутовиновским домом: «Мой любимый дубок стал уже молодым дубом. Вчера среди дня я более часа сидел в его тени на скамейке. Мне очень хорошо было. Кругом трава так весело цвела; на всем лежал золотой свет, сильный и мягкий…» — Тургенева тянуло в Спасское постоянно, отовсюду — из Москвы и Петербурга, Парижа и Рима, Берлина и Лондона он вновь и вновь возвращался туда где провел большую часть своего детства, где постигал душу своего народа, впитывал его речь: «Воздух, родины имеет в себе что-то необъяснимое…» «Когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему-молодому дубу, родине поклонитесь», — завещает он.

А y А. Куприна — «даже цветы на родине пахнут по-иному. Их аромат сильный, более пряный, чем аромат цветов за границей». Множество свидетельств связи чувства родины с природой есть у М. Пришвина и других писателей. Но особняком стоит — по своей четкости и определенности — письмо А. К. Толстого будущей жене Софье Андреевне от 22 августа 1851 года: «Сейчас только вернулся из лесу, где искал и нашел много грибов. Мы раз как-то говорили о влиянии, запахов, и до какой степени они могут напомнить, что было забыто уже много лет. Мне кажется, что лесные запахи обладают всего больше этим свойством… Вот сейчас, нюхая рыжик, я увидел перед собой, как в молнии, все мое детство во всех подробностях до семилетнего возраста».