Дмитрий Поспелов - Фантастика 1985

Затем Кристи ввел Веранже в одну из лабораторий:

— Это наша лаборатория, прозелит Клей. Вы будете здесь работать. Ясно?

— Так точно, господин. Я буду здесь работать. А что мне делать?

— Скажем.

— Спасибо, господин.

— Меня зовут Поль Кристи, а моего друга Роберт Мондиал. Вы запомнили?

— Да, господин Мондиал.

— Мондиал — это мой друг, а я Поль Кристи. Неужели это так сложно?

— Извините, господин Кристи. Я постараюсь запомнить.

— Вы будете делать то, что попрошу я или господин Мондиал.

— Рад стараться, господин Кристи.

— Мартин Клей — особый случай, — заговорил рядом с Бурнетти Кристи. — Этот человек очень незаурядный. Мы решили оставить его в лаборатории для постоянного наблюдения.

Фильм кончился, зал заполнился светом.

— Как видите, наши ученые дают людям вторую, честную жизнь, никак не связанную с первой, преступной, — торжественно произнес Бурнетти, занимая кресло за своим столом.

— Это поразительно, — Муррей переставил свой стул и повернулся лицом к генералу.

— И все-таки у. метода есть существенный недостаток, — изрек генерал. Увидев вопросительный взгляд Пэна, продолжал: — Люди теряют память, а с нею — знания, опыт, навыки. Перейти из одной жизни в другую для них проще, чем перейти улицу. Но это ведь преступники. По законам правосудия у каждого преступника должно быть осознание вины и переживание неотвратимости наказания.

— И какова дальнейшая судьба облученных? — изобразил на лице заинтересованность Муррей.

— Покажем вам в натуре, — генерал посмотрел на часы, А сейчас время обеда. Отвезите гостя в ресторан, господа, а потом к тетушке Таире. Пусть немного развлечется. — Губы Бурнетти подернула улыбка. — В шестнадцать ноль-ноль встретимся в лаборатории.

Мимо внимания Муррея не проходила ни одна мелочь: двусмысленная, улыбка Бурнетти, несоразмерно большое время на обед, какая-то тетушка Такра… Что скрывается за всем этим?

И почему генерал не вспоминает про журналиста? Все это были нехорошие предзнаменования.

Пэн вышел из подъезда следом за Кристи и Мондиалом.

Дождь кончился, однако на небе не было ни единого просвета.

Пэн направился было к своему «бьюику», но Кристи остановил его:

— Господин Муррей, садитесь в мою машину, продолжим разговор…

Пэн молча зашагал следом за ними к черному «мерседесу».

Около него, не замечая подходивших, разговаривали два шофера.

— Прозелит Клей! — окликнул Кристи.

Пэн моментально узнал Пьера Веранже. Да, это был, несомненно, он. День и час, когда он, Пэн, брал у Клея интервью, во время которого невдалеке разорвался снаряд и их обоих засыпало землей, из-под которой они с трудом выбрались, запомнились Муррею навсегда. Теперь Веранже скользнул по его лицу равнодушным взглядом, вежливо обратился к Кристи:

— Куда прикажете? — и предупредительно открыл дверцу машины.

— Не спешите, — задержал его Кристи. — С вами хотел поговорить инспектор из министерства, господин Муррей.

— Слушаю, господин Муррей, — обернулся к нему Веранже.

На его лице изобразилась собачья готовность выполнить любую просьбу. От внезапной встречи, от воспоминаний или от того, что Веранже не узнавал его, Пэн растерялся.

— Господин Веранже… э-э… Клей, вы работаете водителем? — пробормотал журналист.

— Да, что прикажут.

— Что же еще вам приказывают?

— Помогаю в лаборатории, убираю квартиру господину Мондиалу, готовлю пищу…

Муррей замешкался. На помощь ему пришел Кристи:

— Прозелит Клей, скажите, как вы оцениваете политическую систему нашей страны?

— У нас самая гуманная система в мире. Она представляет для всех одинаковые возможности… Предприниматель уволит с работы брата, сына, кого угодно, если они будут приносить убытки, и возьмет делового, толкового человека, который может дать прибыль. Это позволяет максимально выявлять способности каждого и ставить их на службу обществу…

Пэну было необычно слушать это от Веранже, от бунтаря и героя.

— Спасибо… господин Клен. — Как Муррей ни старался, он не мог заставить себя называть Веранже прозелитом. У него не поворачивался язык. — Спасибо. Господа, поехали! — предложил он, чтобы избавить себя от нелегкого испытания.

— Да, поехали, — кивнул Мондпал.

В машине Кристи вынул пачку сигарет, протянул Пэну.

— Благодарю, от этой слабости мне удалось избавиться.

— Похвально, — Кристи спрятал пачку в карман.

Чтобы не молчать, Пэн Муррей обратился к Кристи: — Скажите, как быстро усваивает реципиент новую идеологию и трудовые навыки?

— Очень быстро, при небольшом внушении без всякой помощи.

— А не может ли реципиент со временем вернуться к своим прежним взглядам?

— В принципе это, видимо, возможно. Но вот прошло почти два года, а у нас таких случаев пока не зафиксировано.

Сидящий на переднем сиденье Мондпал молчал.

— Не возникает ли у реципиентов критических мыслей?

Беседа не мешала Муррею внимательно фиксировать в памяти все, мимо чего они проезжали.

— Что внушаем, то и приобретает.

— Одаренность каждого остается прежней?

— Творческие способности заметно притупляются, исполнительские — наоборот. Наблюдается резкое возрастание трудолюбия, исполнительности, послушания, других ценных качеств, которых сегодня недостает людям… А вот и ресторан! — прервал себя Кристи.

Они подъехали к огромному круглому зданию с купольной кровлей. В три ряда по всей окружности располагались небольшие окна.

— Вы тоже успеете пообедать, — обратился Мондиал к водителю. — Мы освободимся не раньше половины четвертого.

— Почему так поздно? — удивился Пэн.

— Все в свое время, господин Муррей, — засмеялся Кристи, чем-то интригуя Пэна.

— А как вы проводите досуг?

— Я ведь еще ученик в граверной мастерской. Мне даже телевизор посмотреть некогда.

— Ну и как успехи в граверном деле?

— Мастер доволен мной. Я уже делаю надписи, могу выполнить орнамент и даже похожий портрет заказчика. Скоро начну работать самостоятельно.

В большом круглом зале необычной для ресторана почти соборной высоты было людно. Круглое возвышение посредине для оркестра и варьете пустовало. Из динамиков доносилась музыка.

— В заказе доверьтесь мне, господа, — усаживаясь за стол, предложил Кристи. — Я хорошо знаю здешнюю кухню.

— Очень вам признателен, — ответил Пэн.

— А вы, господин Муррей, присматривайтесь. Вся обслуга здесь — новообращенные.

— Благодарю.

Пэн еле успел зацепить взглядом нескольких официантов, споро обслуживающих посетителей, как к ним подошел красивый мулат лет двадцати пяти. Обнажая белые зубы, он приветливо произнес: — Добрый день, господин Кристи, добрый день, господин Мондиал, добрый день, господин… простите…