О З - Отморозки 2 Земляной Орлов (СИ)

На разделочном столе в другом углу лежал третий человек. Абсолютно голый, весь в крови и, кажется, оскальпированный... Около него суетились двое штурмовиков. Один ритмично и резко нажимал лежавшему на грудь, а второй, вытащив пальцами язык бедолаги, гнал ему в горло воздух из маленьких мехов.

- Михаил Афанасьевич, прошу вас, - показал на эту группу Львов. - И побыстрее: если эта гнида помрет - армия не досчитается нескольких миллионов рублей. Золотом, блин!

Пребывая в прострации, Булгаков подошел к разделочному столу. Осмотрел лежащее тело, и потребовал свой врачебный саквояж. Рыжий Спиридон Кузякин мгновенно унесся наверх, и через пару минут он уже вколол потерявшему сознание человеку кофеин со стрихнином. Через пару минут тот завозился, застонал и приоткрыл глаза.

Львов мгновенно отстранил Булгакова, подошел поближе, ухватил лежащего стальными пальцами за лицо и приподнял ему голову:

- Ты, б..., сука злое...ая, в три дыры вые...ая! - произнес он внятно. - Ты что, пидор: решил, что мы тебе так просто помереть дадим? Я тебе сейчас глаз вырву и жрать заставлю!

Тут же посыпались жесткие, хлесткие удары, но Булгаков вдруг понял: Львов бьет больно, но не сильно, тщательно контролируя свои действия. В этот момент снова дико завопил человек на стуле, а потом захлебываясь закричал:

- Прекратите! Я все подпишу! Все отдам! Только... Только не мучайте больше!..

Булгаков скосил глаза и почти сразу же потерял сознание. Пришел в себя он от того, что кто-то водил у него под носом ваткой с нашатырем. И тут же раздался добрый приветливый голос:

- Очнулся, Мишаня? - над ним склонился фельдфебель Семенов. На лице его отчетливо читались тревога, озабоченность и даже испуг за привлеченного врача, - Ну, ничего, ничего... Накось вот: попей кваску...

Снова кто-то закричал - дико, иступлённо. И почти тут же захрипел зарычал граммофон:

На земле весь род людской

Чтит один кумир священный,

Что царит во всей вселенной,

Тот кумир - телец златой...

Голос Шаляпина звучал каким-то фантасмагорическим диссонансом крикам человека, то заглушая, то переплетаясь с ними. Рядом вдруг возник Львов:

- Как он? А-а-а, очнулись, Михаил Афанасьевич? - Он опять улыбнулся своей страшной улыбкой, и Булгаков содрогнулся, - Вы уж нас извините, что пришлось вас задействовать. Сами видите: эта мразь, человеческий мусор, умеют только воровать и предавать. А держать ответ за свои дела не хотят...

- Кто это? - слабо спросил Булгаков.

- Это? Ну, разрешите представить: Иосель Гершелевич Гепнер, Израиль Борисович Бабушкин - сахарозаводчики, воры и шпионы. А тот, кого вы так удачно откачали - Абрам Юрьевич Добрый. Тоже самое... пока...

- Почему 'пока'? - отчего-то шепотом удивился Михаил Афанасьевич.

- Ну, как 'почему'? Потому, что они пока еще живы. Впрочем, это - ненадолго. Вот сейчас еще Терещенко привезут, с ним мы тоже поговорим вдумчиво и... - Тут Львов усмехнулся и пропел негромко, - Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч ...

Песня эта была Булгакову незнакома, но смысл он понял вполне. И от этого ему стало еще страшнее...

- Вы - бандит? - спросил он тихо.

- Да что вы? - засмеялся Львов. - Бандиты - они, а я - закон. Я суров, но это - я...

- По закону такого нельзя...

- А по какому закону они сахар во вражескую страну поставляли? По какому закону всю армию без сахара оставляли? По какому закону на крови народной наживались?

- Командир, Терещенко привезли, - вынырнул откуда-то Чапаев.

- Извините, Михаил Афанасьевич, - Львов поднялся. - Дела, дела...

...Через четыре часа все было кончено. Все четверо узников отписали все свои капиталы на указанных Львовым людей, Терещенко даже отдал свой любимый синий бриллиант , лишь бы ему перестали отрезать пальцы.

Львов еще раз проверил все ли заграничные счета были указаны, вся ли собственность учтена, потом махнул рукой:

- До встречи в аду, господа...

- Буду ждать вас там, - внезапно прохрипел Гепнер. - И дождусь...

- Обязательно.... - осклабился Львов и почти ласково потрепал сахарозаводчика по окровавленной щеке. - Я как появлюсь - сразу к вам, Иосель Гершелевич. Чертей построить, да всыпать подчиненным за нерадивость...

Через неделю штурмовики уехали. Булгаков остался разбогатевшим на пять тысяч рублей, которые вручил ему Львов, со словами: 'Это вам, мастер, от посланцев ада'. Попросил напоследок никогда не употреблять морфий, 'а не то, честное слово, буду к вам в каждой галлюцинации приходить и снова в этот подвал тащить. Не верите?' Булгаков верил. Верил и боялся, но почему-то еще страшно завидовал тем унтерам, что уезжали вместе со страшным генералом. Они жили какой-то удивительно интересной жизнью... 'Если бы я был писателем, - подумал вдруг Михаил Афанасьевич, - какой роман мог бы получиться... Если бы я только был писателем...'

7

Поезд весело бежал между гор. Анненков смотрел в окно, на пробегающий за ним горный пейзаж, и одновременно слушал болтовню Ольги, которая, радуясь молчанию своего сердечного друга, вываливала на него огромный ворох светских сплетен, анекдотов, и животрепещущих подробностей из жизни семейства Романовых. Эти подробности - увы! - не отличались разнообразием, так что Анненков полностью погрузившись в свои мысли. Он только кивал в нужных местах, улавливая краем сознания вопросительные или утвердительные интонации цесаревны.

- Борь, ты читал?! - в купе тропическим ураганом влетела Сашенька. - Вот, вот и вот - она помахала несколькими газетами. - Это Глеб, правда?

Анненков взял газеты из руки Александры и прочел подвал третьей страницы: 'Последние телеграммы П.Т.А. Большое впечатление в промышленных кругах произвело исчезновение киевских рафинеров Бабушкина и Гепнера. Полиция ведет тщательное расследование. Ходят слухи, что Бабушкин, Гепнер, Добрый и Терещенко, также исчезнувшие вместе с первыми, арестованы жандармами и полицией. Последние, однако все отрицают'.

- Ну и что? - поднял он взгляд на Сашеньку. - Ну, ясное дело: Глеб порезвился. И, как обычно, по-дилетантски наследил. Теперь еще придется долго думать: как оправдать и обналичить то, что он взял с этих сволочей?

- Да? А ты вот тут прочитай, в 'Киевлянине', - ткнула пальчиком Хаке. - Там, где 'телеграммы наших корреспондентов'.

Борис взял следующую газету. Та-а-ак, 'Киевлянин'... Почитаем, полюбопытствуем... 'Телеграммы от наших корреспондентов. В Петрограде предъявлены и должным образом заверены и утверждены бумаги, подтверждающие покупку имущества известного мецената и театрала г-на Терещенко. Согласно купчим г-н Терещенко продал за наличные свои имения в Андрусовке, в Денишах, в Турчиновке и в Червоном вместе с землями, зданиями и заводами, а также свой роскошный особняк в Киеве. Судьба коллекции картин, принадлежавшей г-ну Терещенко неизвестна'. Похмыкал, перечитал еще раз, а затем обратился разом и к Сашеньке и Ольге: