Грег Иган - Лестница Шильда

― Как тебе это? — осведомился он, указав на полимер.

― Слишком рано строить интерпретации, — отозвалась она.

― Но эта штука обладает внутренней структурой, — настаивал он, — разве не так? Ты сама уже достаточно рассказала о ней.

Расма продолжала осторожничать.

― Это не суперпозиция всех возможных состояний, взятых с равными весами. Это не квантовое blancmange, [88] максимизирующее энтропию. Но остается еще множество вариантов разупорядочения того или иного рода.

Чикайя не стал настаивать, но сам факт, что импульс Янна вернулся к ним, принеся дополнительную информацию, свидетельствовал о перспективности подхода с навязыванием Той Стороне каузальных процессов. Как бы ни противоречил он законам физики в обычном их понимании, механизмы на его основе работать могли. Теперь стоило задуматься о постройке более сложных экспериментальных установок. Быть может, даже тел и кваспов!

Еще более важным ему виделось следующее: не преуспей они в подобных экспериментах, место, куда они так долго пробивались без всякого результата, в массовом сознании так и осталось бы безжизненной пустыней. Но сейчас это обманчивое восприятие начнет рассеиваться. Когда Чикайя прибыл на «Риндлер», подразумевалось, что за Барьером нет ничего, кроме иной разновидности пустого пространства, а доискиваться там даже крохотной порции вещества, наполнявшего жизнью Эту Сторону, не было никаких оснований. Они едва бросили первый взгляд на структуру Той Стороны, а уже стало очевидным, что сто миллионов кубических световых лет вакуума, поглощенных его мимозанским противником, преобразились в нечто на порядки более сложное и интересное.

― Как ты считаешь, следует ли поделиться нашим открытием с оппозицией? — поинтересовался Чикайя. — Если до них наконец дойдет, что мы имеем дело не просто с корродирующей пространство пустотой, они могут взять паузу на размышление.

Расма расхохоталась.

― Ты что, всерьез веришь, будто их это переубедит?

― Кое-кого из них может. И я не понимаю, что мы теряем.

― Я тоже. Но дело в том, что я более чем уверена: они докопаются до тех же самых структурных деталей, что и мы, независимо от предоставленной им информации.

― Ты подозреваешь, что у нас завелись их шпионы?

― А как иначе?

― Почему ты так уверена? У нас тоже есть шпионы среди них?

― Если есть, то они мне пока неизвестны, — уточнила Расма.- Но это не простая аналогия. Даже самый неосторожный Защитник на порядок лучше заботится о своей безопасности, чем самый аккуратный из наших сторонников.

Провели голосование, и предложение Бранко получило девяносто два процента поддержки. Расма начертила модифицированный импульс. Все снова погрузились в ожидание.

Чикайя сидел на краю консоли управления и слушал, как болтают люди вокруг.

― Я и не думал, что мы так далеко зайдем, — признался он.- Даже когда я прибыл сюда впервые, эта идея казалась мне донкихотским безумием.

Он пересказал ей легенду о летающих саперах.

― Хорошая сказочка, — одобрила она, — мне нравится. Но метафора не лучшая. Бомбы упали на землю, и все. Конец. А мы ведь не перед таким смертельно опасным выбором. Тысячи планет потеряны, это так. Но момент, когда все будет отыграно назад или навеки утрачено, еще не настал. Пока Барьер не увеличивает скорость, мы можем тут провисеть хоть тысячу лет, изучая все, что пожелаем исследовать.

― Если только мы не проиграем Защитникам все, что у нас есть.

Расма пожала плечами, как будто он констатировал нечто самоочевидное. Чикайя не осмелился рассказать ей об ультиматуме Мариамы. Слова, услышанные им от нее, были сформулированы столь расплывчато, что большинству они показались бы ничем иным, как еще одним намеком на общеизвестное обстоятельство

Защитники ведут разработку планковских червей. Он по-прежнему надеялся, что будет найден способ заморозить границу нововакуума, но не видел, как бы этого можно было достигнуть. Случайное закрепление динамики им тут не поможет. Нужно было копать глубже и узнавать больше.

Он проговорил:

― Ты не сомневалась, что этот миг настанет.

― Никогда в жизни. Ни на секунду. — Она рассмеялась. — Ты бы видел свою физиономию, Чикайя. Я же выросла у самого Барьера, ты еще помнишь? Родители часто выводили меня ночью под звездное небо и показывали смутное световое пятнышко в точке, где некогда была ярчайшая звезда небосклона. Через шестьдесят лет это пятнышко накрыло все небо. Я в жизни не чувствовала такого гнева, как в день эвакуации. Не просто потому, что я теряла все, к чему привыкла на Медере. Мне было отвратительно бежать от этой штуки. [89]

― Ты бы осталась? И ринулась в битву?

― Я хотела остаться и понять, что это такое. Я бы и на «Риндлер» еще в самом начале отправилась, если бы вовремя узнала о его постройке. Вместо этого я погналась за многообещающими слухами о другом проекте. Он провалился. Мне понадобились века, чтобы добраться сюда. Но я всегда знала, что мы найдем путь сквозь Барьер. В ту ночь, перед отлетом с Медера, я вышла на крышу дома и пообещала себе: в следующий раз, когда я увижу Барьер так близко, это не будет так, как если бы я могла до него дотянуться и просунуть руку на Ту Сторону. Нет. Я сделаю это возможным. Я добьюсь этого.

Чикайя легко себе вообразил эту сцену.

― Ты заставляешь меня чувствовать себя старым и нерешительным, — пожаловался он.

― Извини, — усмехнулась она, — но это горькая правда.

Консоль вежливо попросила:

― Уберите задницу, пожалуйста.

Чикайя слез с консоли, и через ту ее область, на которой он сидел, хлынули потоки данных.

На сей раз он постарался приложить все усилия, чтобы его не оттеснили от Расмы. Он заглядывал ей через плечо, следя, как на консоли вырисовывается профиль эхо-импульса, а затем и его интерференционная картина.

Усовершенствования Бранко принесли плоды: новая порция картинок показывала граф в динамике. И вновь следовало напоминать себе, что это всего-навсего усреднение по пройденному пути, а не какая-то особо выделенная область Той Стороны, но даже так они содержали не меньше информации, чем выборка изображений сходных ландшафтов с миллиона разных планет земной величины за множество эпох. Не нужно изучать всю историю того или иного мира, чтобы уловить качественный характер изменений.

Расма закольцевала набор изображений, и в Синей Комнате воцарилась тишина. Сложные волны заузленных линий, проносившиеся через граф, зачаровывали. Анимация самых обыденных процессов физики элементарных частиц тоже может поразить своей красотой. Наблюдая рождение пары электрона и позитрона, глядя, как зеркально симметричные узоры подграфов, соответствующих этим частицам, возникают из родительских фотонов и путешествуют сквозь вакуум, нельзя не восхититься элегантной симметрией процесса. Это было тысячекратно сложнее и притом лишено какого бы то ни было беспорядка или случайности. Неподвижное изображение напомнило Чикайе неуклюжую скульптурную группу, но лишь потому, что в его представлении все фрагменты по отдельности продолжали играть старые, вакуумные роли. Пронаблюдав его как единое целое в действии, он отринул это впечатление. Уж скорее старые узоры и взаимодействия, продиктованные правилами Сарумпета, походили на неуклюжую, уродливую попытку раз за разом имитировать мельчайший фрагмент этой картины — будто бесталанный копиист отрезал его от целого полотна и использовал как декоративный мотив, чтобы замостить прямоугольную сетку тысячу раз в каждом направлении.