Михаил Грешнов - Фантастика 1984

Шустеров глубоко задумался. А потом медленно покачал головой.

— Не торопитесь, Александр Филиппович. Мы вас не звали с вашими готовыми знаниями и решениями. Мы хотим учиться по-настоящему, а не списывать с чужих шпаргалок. А по-настоящему — значит, сами. И дело тут даже не в гордости. Элементарный расчет — нельзя целому человечеству превратиться в интеллектуальных нахлебников, мы ведь учиться разучимся, а потом вообще думать перестанем. Есть и другая сторона: шок, унижение при встрече с таким интеллектуальным превосходством, а из-за него — комплекс неполноценности, неверие в свои силы и возможности. Вы человек симпатичный, Александр Филиппович, и намерения у вас самые что ни на есть благородные, но худшей услуги не придумал бы и враг. Нет уж, мы как-нибудь сами, вот этой головой, вот этими руками. Проваливайте вы. с вашим контактом, ладно? Хотите наблюдать — наблюдайте, хотите шпионить — шпионьте, надеюсь, войной на нас не пойдете?

— Мы этим не занимаемся, — холодно ответил Александр Филиппович.

— Ну и слава богу. А насчет контакта — погодим. Может, там попозже, когда чуть выбьемся из неуспевающих… А пока благодарим покорно, заходите другим разом. Вот так. — Он остановился, расставив ноги, уперев руки в бока и, набычившись, глядел на собеседника.

— А вот так не хотите? — Александр Филиппович скрутил кукиш и повертел им перед носом у Шустерова. — Черта с два! Фйгушки! Видал… — Он чуть успокоился, сунул руки в карманы и буркнул: — Сигарету дайте.

Нервно попыхтел, извергая клубы дыма, и забормотал: — Ишь ты, как в нем кровя взыграли! Гордые оне какие! Сами, понимаешь, хотят! Сопляки! — И вдруг сразу успокоился и повеселел. — Слушайте, Лев Иваныч, вы кто — инженер?

— Ну…

— И что — все сами узнали? И таблицу умножения вывели, и все эксперименты повторили от Ньютона до наших дней, и святой инквизиции про вращение Земли доказывали, а? Не слышу ответа! Ах, вас учили! В школе, да? И в вузе? А какого ж черта вы не протестовали, гордость свою не отстаивали? Не боялись разучиться думать?

— Это было изучение человеческих знаний, а не чужих!

— Но не своих личных! Знания вы поглощали независимо от источника, даже если их добыл впервые какой-нибудь рабовладелец, идеалист, мракобес… Или это просто внеземной национализм прорезался, и свой мракобес вам ближе и дороже любого инопланетянина? Ну, будьте честным, скажите, что так, а? Молчите?

Он снова чиркнул спичкой и затянулся.

— Болтун… Догонят они! Нас сто тысяч человечеств; у нас целые планеты только и заняты переработкой и распространением научной информации среди членов Союза, а эти щенки в одиночку догонять собрались! Да, мозги вам достались отличные, такие во всей Галактике поискать, сможете, много сможете — но в коллективе! А заниматься интеллектуальными растратами, разбазариванием мыслительных мощностей — не позволим! Вы этому миру не хозяева, он наш общий, так что нечего тут самостийно управляться!

— А, собственно, какое вам дело до нашего прогресса или отставания? Вас сто тысяч человечеств, на кой вам малограмотные провинциалы?

— Болван! И болтун! Что вы мне в нос своим комплексом неполноценности тычете? Да поймите наконец, нужны вы! Нужны! Хоть вы и без царя в голове, мягко говоря. Дожили до такого возраста, а все не знаете, зачем на свете живете! Из века в век, как попки, — ах, вечные проблемы, ах, где ты, смысл жизни, ах, поиски себя…

— Вы, Александр Филиппович, наслушались обывателей и идеалистов. С этим как раз все в порядке.

— Ну-ка, ну-ка! И каков же этот ваш порядок?

— А таков: нелепо ставить вопрос об абсолютном смысле жизни. В разные эпохи в разных странах этот вопрос решался по-разному. Для нас, например, смысл жизни — освобождение людей от социальной несправедливости, угнетения человека человеком…

— Великолепно! Да, это — смысл жизни. Для человека. Для нескольких поколений. А потом? Что, как коммунизм построили, так жизнь смысл потеряла? Поймите, это не смысл жизни, это ближайшая цель — великая, прекрасная, но все-таки временная цель. Дальше надо глядеть, дальше! И не спешите отбрасывать элементарную биологию. Да, смысл жизни — это продление своего биологического вида. У вас — своего, у нас — своих. Выделим общее: продление существования разумных биологических объектов. А это означает в первую очередь сохранение мира, где живем мы, вы и прочие разумные биологические субъекты. Дайте сигарету! Впрочем, нет, не давайте.

Он вдруг остановился, повернулся к Шустерову и торжественно объявил:

— Уважаемый Лев Иванович! Вы первый представитель гомо сапиенс, с которым Союз Объединенных Человечеств вступил в официальный контакт. Мы просим вас быть нашим консулом на планете Земля и, если можно так выразиться, чрезвычайным и полномочным пророком…

— А почему именно я?

— А потому что у вас мозги варят, потому что вы подготовлены. И не ортодокс, вас убедить можно — да я вас уже убедил, верно?

— Н-ну…

— Не кокетничайте! И потому, что не боитесь рот раскрыть. Ладно, я продолжаю. Объединенные Человечества считают, что время для контакта наступило, поскольку вы, люди, самостоятельно открыли опасность, надвигающуюся на все разумные виды вообще: будущее сжатие Вселенной и обращение ее в сингулярность. Ваша планета необходима Союзу как форпост для дальнейшего продвижения к внешней части Галактики. К сожалению, сказочка о нуль-транспортировке пока остается сказкой, мы продвигаемся от мира к миру мелкими-перебежками, необходимы опорные базы. Мы обращаемся к планете Земля с просьбой и настоятельным призывом: помогите! Вы нужны! Нужна планета — как ступень в лестнице, нужна великая интеллектуальная мощь миллиардов людей. Без этого не достичь нашей цели, не предотвратить сжатия Вселенной…

— Да уж больно далека опасность, какая-то нереальная…

— Слушайте, вы! Вы себе представляете, что такое сжатие Вселенной? Ни черта! Вы ж тут знаете, что расширяется или там сжимается все пространство вообще! Додуматься до такой нелепости! Да мы про это в жизни не узнали бы, свет так и отсчитывал бы свои триста тысяч километров в секунду, безразлично, сжатые они или растянутые — и никакого красного смещения! А оно есть! А потом будет — фиолетовое, а тут уж станет по-настоящему тесно и жарко, — пространство не растянется и не сожмется, его просто будет все меньше и меньше между галактиками, звездами, между солнцами и планетами… ну вас к черту, дайте сигарету!

Они были одни на всем свете. Не было рядом ни высокого берега, заросшего зеленой густой травой и низкорослым ветвистым кустарником, ни желто-серой широкой полосы длинного пляжа, ни пенящихся волн с белыми гребешками. И не было огромного многоэтажного дымного города, монотонно шумевшего недалеко за платановой рощей, за высокими скалистыми холмами.