Тихон Непомнящий - Фантастика 1983

Вчитавшись в заявку, Авилов не заметил — Инна Ростиславовна давно уже ходит по кабинету, вроде бы успела просмотреть эскизы; между Беневой и Авиловым не существовало профессиональных секретов, были они добрыми друзьями еще со студенческих лет, Инна Бенева нравилась Авилову, но вышла замуж за другого, тем не менее чувство симпатии и трогательного внимания друг к другу сохранялось все последующие десятилетия. Вместе пережили блокаду. Когда Инна Ростиславовна овдовела, друзья считали, что заскорузлый холостяк Авилов непременно женится на ней, но в их дружеских отношениях ничего не изменилось, только более деятельно оба принимали участие в жизни друг друга, сохранив обходительность питерских интеллигентов.

Инна Ростиславовна, стараясь не мешать Авилову читать их заявку, рассматривала через линзы казуали… его карандашные наброски, рисунки, рассматривала с чувством смятения, удивления. Услышав шум отодвигаемого от стола кресла — Авилов встал, — Инна Ростиславовна смущенно улыбнулась, сделала движение казуалью в сторону рисунков, помахала линзами:

— Что это такое? Я раньше у вас не видела… Знаете, как интересно смотрится… Что-то такое неожиданное…

— Мх… Это целая история! — И вдруг Авилов быстро спросил: — A что вы сумели разглядеть?… Просто интересно… Расскажите, Инночка.

— Очень… Ну… какое-то странное впечатление. Непривычно меняет ракурс… Даже такое впечатление, что… видишь больше, чем изображено… У вас на эскизах стены в перспективе, а этот лорнет… разворачивает их прямую плоскость.

— Правда?! — выпалил Авилов и так стремительно взял у Беневой казуаль, что она даже испугалась.

Авилов подносил казуаль то к одному, то к другому эскизу, которые он накануне набросал. Волнение Авилова и озадачило Инну Ростиславовну, и еще больше разожгло любопытство. Он рассердился на себя, почему же сам не догадался, что следует через линзы рассмотреть и собственные рисунки, созданные с помощью казуали. И вывод напрашивался все тот же: увиденное с помощью казуали передает и в новой вещи черты, сокрытые от обычного зрения. Авилов подумал: видимо, мы еще не научились рисовать как думать и наносим на бумагу, на холст одномерность в силу какой-то инерции.

Инна Ростиславовна смотрела на Авилова, застывшего в раздумье.

— Ну, объясните, наконец, что это такое?… Что с вами творится? — сердито вопрошала Инна Ростиславовна. — Я вас последние дни не узнаю. Словно вас подменили…

Тяжело дыша, Авилов опустился на диван, рядом присела Бенева — сейчас, увидев усталое лицо, отрешенный взгляд друга, она настроилась сочувственно, понимая, что не пустячный повод довел его до подобного состояния.

— Воды дать? — предложила она. Авилов отрицательно покачал головой. — Вадим, милый, успокойтесь и… если хотите, расскажите, в чем дело… Я вижу, что это как-то связано с лорнетом… Да?

И Авилов все без утайки, со всеми подробностями рассказал Инне Ростиславовне свои злоключения последних дней. Бенева слушала, стараясь не выдать своих чувств — вначале сомнение, удивление, а затем все более изумление. Единственное, что высказала Инна Ростиславовна с уверенностью — нужно позвонить «хозяйке» казуали Митиной и сказать ей правду и, может быть, с ее помощью искать объяснения.

Авилов понимал логичность этого предложения, но не мог преодолеть чувства стыда — не сообщил Митиной сразу, утаил все, что узнал об этих линзах еще в хранилище археологических находок. Инна Ростиславовна подсказала — пусть Авилов пригласит Митину к себе, пусть покажет эскизы и предложит и ей самой рассмотреть их с помощью казуали, а дальше — или Митина сама обнаружит необычные свойства этих линз., или Авилову придется все объяснять…

Авилов позвонил Митиной, телефон не отвечал. Усталость, нервное напряжение свалили Вадима Сергеевича, и он прилег на диван; чтобы отвлечься, избавиться от навязчивых мыслей о казуали, волнений этих дней, Авилов взял одну из книг, которые постоянно громоздились на столике у дивана. Как закладка, среди страниц книги торчало письмо от друга Карло Николаевича Бакурадзе, реставратора древнейших храмов и крепостей в горах Кавказа. С ним, искренним человеком, подвижником возрождения древних творений, Авилова так же, как и с Инной Ростиславовной Беневой, связывала давняя дружба.

Авилов любил наблюдать за работой Бакурадзе, слушать его беседы-размышления; и письма его любил, ибо писал Карло Николаевич как говорил — взволнованно и мудро о том, что на душе, не стесняясь, не процеживая через сито рациональности.

Он с упоением стал перечитывать строки о последних работах Бакурадзе — в них находил созвучие и своим терзаниям. поискам; Бакурадзе писал о реставрации росписей в одном из храмов, в заброшенном высокогорном селении, писал о том, что постиг о древних мастерах. Авилов вспомнил, что у него есть магнитофонная запись беседы радиожурналистов с Карло Николаевичем, ему захотелось услышать его голос и, вскочив с дивана, стал разыскивать на полках кассету. Нашел, поставил на магнитофон, включил и услышал:…«Очень редко попадается, когда они пишут свои имена. А вот здесь уже пишет художник, что он, что под его руководством расписаны эти стены.

— Карло Николаевич, а как звали этого художника? Как вы думаете, что это был за человек?

— Как я могу представить? Это очень трудно. У него были совсем другие условия. Во-первых, когда представляешь, как он мог разрисовать этот памятник в такой темноте. Вот у нас электричество, и то вечером найти эти линии очень трудно, а тогда? Какие нужны были глаза и как они вообще это делали — славные древние мастера! Это, наверное, истинная, большая любовь к искусству… Видимо, глаза этого мастера привыкали к темноте…

— Где вы реставрировали фрески, в каких храмах?

— Я начал с Атенского Сиони. Это в 1955 году, потом в Хахечкури, потом храмы X–XI веков Атени, там тоже сейчас раскрываются, укрепляются работы XVI и XVII веков. Потом в Алаверда Гелати… Удивительные памятники. Я могу назвать почти 40 памятников, где мне приходилось работать… И так каждую весну начинаю и до поздней осени, до снегов, а иногда и в снегах. Ведь когда в горах все вокруг в снегах, через створы узких окон храма, как через бойницы, проникает очень чистый, ясный свет и можно проверить то, что написал при знойном желтом летнем солнце. Теперь здесь много бывает туристов, в этих памятных местах. Едут со всей Грузии, с Кавказа, со всего Советского Союза, из многих стран мира. И я счастлив, что чуть-чуть помог увидеть, каким талантливым был мой народ в давние века, какая поэтичная душа у моего народа…»