Паненшин Витальевич - Дождевые черви: 2161-2162

Редкие лысые почерневшие деревья тоскливо провожают нас в путь. Разбитая дорога пролегает по пустой, некогда лесостепной земле. Красное утреннее солнце освещает окружающую всеобщую умиротворенность, вытягивая по серой пустыне тени от опор разбитых линий электропередач, еще не демонтированных под строительство каких-нибудь более полезных конструкций. Холодный ветер треплет на людях лоскуты тряпок и пробирает невольной дрожью.

Помню, видел книжки у Николая Ивановича с картинками зеленых деревьев или ухоженных человеческими руками полей зерновых. Сейчас это все называется просто «мертвая зона» или «пустыня», местами появляется какая-то мелкая растительность в виде странной травы, кустарника, но общей картины безжизненности земель это не меняет. Правда, насчет последнего утверждения можно еще и поспорить. Столько разных баек про странных животных ходит, не знаю уж верить или нет, но ненормальность в животном мире – это ежедневный факт.

Город уходит ближе к линии горизонта, мулы терпеливо, склонив головы, тащат скрипучие повозки. Этих животных мы недавно выменивали на всевозможные ценности на северо-востоке у одного добрейшего старика, души не чаявшего в приеме гостей. Всегда поил своим душистым отваром, состав которого никто не знал. Сейчас же разводим мулов самостоятельно, забрав после его смерти всех жеребцов и ослиц. Если бы не они, то все наше успешное развитие двигалось бы в несколько раз медленнее, а в упряжках были бы люди. Может быть, где-то прямо сейчас процветает человеческое рабство.

Ночь на 27 октября 2161.

Пришло время разбить лагерь, чтобы переночевать. Выбрали место возле большого валуна. Спальные места – это не что иное, как сами телеги, рядом с ними разбили костер и разделили дежурство по парам по четыре часа. Одного подсадили на валун, второго разместили у мулов на случай, если они чего-то испугаются.

Мое дежурство выпало на вторую половину ночи. Я укутался разными тряпками и приготовился ко сну. Меня начали посещать мысли о других городах и поселениях: ведут ли они такой же образ жизни как мы, решают ли те же вопросы? Или, может, уже есть уголок жизни с развитой инфраструктурой, как до войны у наших дедов? Уверен: сейчас по всей планете коммуникация так же сильно затруднена, как и у нас. А в некоторых случаях и вовсе отсутствует. Но из-за своего оседлого образа жизни мы не располагаем никакими данными. Может быть, пройдет время и нас обнаружит как дикое племя какая-нибудь развитая цивилизация.

Сведения о внешнем мире мы получаем из наших вылазок и рассказов путников, которые, например, сообщили о том, что есть поселения на севере. Однако никто особо не рассказывает, как обстоят дела друг у друга, никто не называет точные пути прохода: все опасаются рейдерства на свои города. А если нужно совершить какую-то операцию, то для этого есть те самые странники, знающие дороги. Этим они и живут, зарабатывая на жизнь. Но как же быть с южными районами? Они отрезаны от нас токсичными болотами и горами, покрытыми лесом. От баек об этих местах мурашки по коже. Говорят, их еще ни один человек не пересек. Но, с другой стороны, об этом точно говорить нельзя, ведь никто просто не вернулся обратно. А может быть, он остался по ту сторону? Остался в лучших условиях, чем у нас? Ведь должно же за столько лет после войны возрождаться общество, образовываться государства или содружества…

– Просыпайся! Давай! – я вскочил от голоса Купчина. – Принимай пост, теперь ты старший по дежурству, будь осторожен, там прямо за бугром метрах в двухстах, – показывал он пальцем, – где пара кустов торчит, несколько раз лай слышал. Если что, стреляй, не стесняйся, сам знаешь – они часто пугливые и от первого выстрела разбегутся.

Я разбудил своего напарника Василия, он подсадил меня на валун, а сам уселся на земле.

– Вась, подай тряпок, камень холодный, не насидишься на нем, – попросил я.

Костер уже затухает, и Василий закапывает в тлеющие угли немного картофеля и флягу. Вокруг какая-то густая тишина, даже ветер затих. Говорят, раньше ночью мир был охвачен целым квартетом разных звуков, а в городах, таких как у нас на западе, руины которых манят наши умы и взгляды, жизнь лилась одинаково что днем, что ночью. Сейчас же туда сунуться за припасами, как раньше, не в силу даже группе людей. Какой-то злой зверь поселился или стая, из теней совсем не показывается, а как ночь придет, так нет спасения. Все уголки, докуда добраться можно без ночлега, уже подверглись нашему мародерству, а дальше них дорога в один конец.

– Как ты думаешь, нам когда-нибудь удастся узнать, что там за болотами на юге? – завел я беседу с Васей.

– Да ты знаешь, вот в воскресение, пока ты весь день дрых в своей берлоге, был у нас мужик один, уже немолодой, видно, что потертый зоной, морщинистый весь, и кожа как будто уже не отмывается от пепла и пыли. Так вот он говорит, что обошел города, местечки. А безопасные пути, что нашел, нанес на карту, которую сам же нарисовал. Описал, где и как можно пройти, и мэру нашему принес. Потом пойдет карты эти раздавать, мол, способствует коммуникации и созданию караванных путей…

– Ну и? – подгоняю я. – Что, так все места прямо там и указаны? Ха, что, всю планету обошел старик? – невольно ухмыльнулся я.

– Ну, ты слушай. Не старик он, просто поседевший слегка и тертый как калач. Говорит, поселений в округе всего три, ну и так, одинокая группировка. И говорит, что все мы недалеко друг от друга находимся, в принципе, несколько дней пути на механическом транспорте, только боимся выходить в зону и экипировки на всех не хватает, несмотря на то, что небольшое производство самодельного оружия налажено и у нас, и в каком-то Мирном на севере. И, короче, не только на юге, у нас под боком болото с полным букетом, да и вообще вокруг всего региона агрессивное кольцо, где яд, где радиация, где лес и зверь дикий.

– Вот дела… То есть отстроится у нас город, у них отстроятся, торговать будем, а дальше развиваться так и не сможем? Как в заключении сидим?

– Так вот слушай еще дальше…

Напугав, прямо рядом с камнем раздался свирепый собачий рык, луна блеснула в глазах страшной морды.

– Ах ты, пес!!! – я выстрелил в грязную собаку, и вокруг в темноте все словно метнулось в стороны, спасаясь от раскатистого грохота. Пороховая вспышка несколько ослепила, оставив желтое пятно в глазах. Заскулив, собака отползла на пару метров и упала на бок неподвижная.

– Спите, спите, все хорошо! – успокоил я вскочивших людей, растирая плечо, принявшее отдачу.

Послышался треск генератора электродинамического фонаря. Встревоженный Вася интенсивно сжимает и разжимает ручку механизма. Мы огляделись несколько раз, вокруг невозмутимо тихо. Черное небо застилают облака или тучи, ночью не разберешь, только там, где небо чистое, луна разливается по пустыне холодным серебром.