Паненшин Витальевич - Дождевые черви: 2161-2162

Вчерашняя головная боль, которой не придавал значения, стала усиливаться…

Это все, что можно собрать в законченные логические цепочки из уцелевших слов.

Какие-то инстинкты манят меня, путая мысли: под защитой костюма вернуться изолированные поселения. Но зачем? Примут ли они меня как героя? И что вообще это даст? Один костюм, в который всем не влезть, да мои рассказы о прекрасной жизни и страшной войне, которая нещадно придет вскоре и к ним? По тем же тоннелям в шахтах всем не пройти, уже обсуждалось. Так что не буду менять планов.

– Берестов, говорит отдел поиска пропавших. Сообщите свои координаты, – совсем тихо прошипело из динамиков. – Принято! Оставайтесь на месте в течение трех часов. Мы рады, что вы обнаружены.

Похоже, перебирая настройки радиостанции, я что-то включил, и таким образом меня обнаружили в эфире.

«Хорошо, что последние мысли не обсуждал сам с собой вслух», – подумал я.

Выбросив вещи производства не Агломерации, создав своего рода «клондайк» для путников, я сел на землю подальше от трупов, где погасло предупреждение о радиоактивном фоне и постоянно оглядываюсь по сторонам. Мной испытывается новое прекрасное чувство, когда цивилизация находит тебя, возможно нуждающегося, возможно отчаявшегося, но сотни миллионов людей не забывают одного. Но если бы все знали кто я…

Бескрайние выжженные степи с голыми холмами по горизонту, превращающиеся день ото дня вовсе в песчаную пустыню одолевают душу тоской и тяготят мысли. Думаю, увижу конец всему этому. Моя жизнь продлится еще более двухсот лет, если не погибну. За это время все просто обязано прекратиться. МЫ обязаны все прекратить. У Агломерации на все есть планы, уверен, НАМ все по силам.

Нам… Я отличаюсь от призраков, хоть и уверен, что точно примкнул к ним! Но я знаю больше одной правды, я был по обе стороны. Хватит ли сил, чтобы не вернуться обратно к рассуждениям и внутренней борьбе, стыду от деяний и даже мыслей? Настоящая мука…

Спустя два часа, поднимая широкий шлейф пыли, на горизонте появился транспорт. В мгновение он достиг меня, и я с облегчением погрузился в серо-синий БТР.

– Эко тебя поносило!!!

– Месяц прошел, а ты выжил! Настоящий солдат! – смеются, приветствуя меня, солдаты ОПП.

– Куда вы меня доставите? – спросил я, держась от тряски за металлические поручни десантного отделения бронетранспортера.

– До ближайшего донжона в экс-Промгороде дикарей! Мы заодно везем им немного припасов с донжона в Дусте. – Прошел ты немного мимо него!

Мы двигаемся на северо-восток от моей точки эвакуации.

– А потом что? Снова в бой? Как сейчас обстановка?

– Нет, ты что. Тебе по закону положен отпуск не менее недели, даже тот же карантин тебе обеспечен, – объясняет сержант Никифоров С.В. – Сейчас с донжона и по воздуху до Агломерации!

Мы подъехали к невероятно высокому и большому аванпосту. Все еще не понимаю, как Агломерация так быстро строит сооружения такого масштаба. Широкая металлическая синяя башня, высотой порядка тридцати метров окружена такого же цвета и материала высоким ограждением, как у секторов Агломерации, только меньше. За оградой скрывается белая, как мел, бетонная бытовка, обхватившая основание башни. На вершине расположены четыре посадочные площадки, на двух из которых – вертолеты.

Просторный грузовой лифт с обшитыми глянцевым синтетическим материалом стенами выводит прямо на крышу. Пилоту кратко обрисовали задачу, погружая пару тяжелораненых солдат из лазарета, и мы спешно покинули укрепление.

Поднимаемся все выше, голову снова пьянит свободный широчайший обзор. Невероятно, но все, что раньше было городом, теперь просто огромная куча бетона, металла, досок, стекла и прочего мусора. Как будто тысячи бульдозеров дружно смели его в сторону.

Из кабины пилота уже привычно играет музыка, и это опять канал, посвященный тяжелой музыке:

Кто же ты, миротворец, у черты с автоматом в руке?

Кто же ты, миротворец, не слышащий чьи-то мольбы?

Кто же ты, миротворец, стреляющий в толпы людей?

Кто же ты, кто же ты, кто же мы??? 2

– Ты в плен попал? – очнувшись, хрипло спросил один из раненных. Мерцает: «Рядовой Червоткин С.М.». – Отключи мне радиосвязь, тошнит уже, а руки не поднимаются – попросил он, и я нажал кнопку на его маске.

– Да, было дело…

– Ты не убил себя? Как ты выжил? Пытали? Проводили опы… – он, кажется, кашлянул кровью внутри маски.

– Хотели…Удачное стечение обстоятельств!

– Да уж! А мне пулемет ноги распотрошил, а потом еще досталось. Вернусь домой, или залатают, или в новое тело перепишут, главное, что не умер. Я не верю в эти копии, меня-то уже не будет все равно.

– Я тоже… – поддержал его пилот.

Костюм рядового начал выталкивать сквозь себя постороннюю жидкость, стекшую внутри него чуть ниже шеи. Медленно выдавливаемые красные блестящие капельки отхаркнутой крови круглыми крапинами ртути быстро скатываются по скользкому наноматериалу на пол вертолета.

За бортом закат заливает пустоши тенями, создавая под нами интересную текстуру ландшафта, накрытого ржавыми облаками. Севернее случайно приметил группу людей, заметивших нас в небе и скрывающихся за валунами. Я сообщил пилоту, а тот передал на донжон, возможно, это полезная информация.

Это несколько человек, со своей историей, со своей судьбой. У них сейчас такие же сложные приключения, как и у меня. Выжить, выбраться, спастись… Их дневники могут поведать об интересных местах или событиях, которые уже никогда не произойдут. Как и моя история, которая уже никогда не повторится с другими.

Под нами стали появляться возводящиеся стены свежих секторов, но хочу отметить, что мы еще далеко от места моей первой встречи с внешним интеркомом. Тысячи рабочих в желтых защитных костюмах и сотни единиц тяжелой техники в неосвещенном пространстве не прекращают работы по возведению каменных джунглей.

Сразу за ограждением непонятные гигантские машины разъезжают по периметру, распугивая, похоже, ультразвуком все живое. В освобожденные квадраты проходят люди и устанавливают опять же неведомое мне устройство. Возможно, оно уничтожает микроорганизмы, но это моя догадка, ведь что-то должно это делать…

06 января 2162г.

Среда, утро. Уже сутки нахожусь на карантине. Вчера ночью меня с ранеными солдатами сразу сопроводили сюда под легким конвоем и заперли в освещенной яркими широкими лампами камере, обставленной молочно-белыми кушеткой, узким столиком с черными ножками и табуреткой.

Могу предположить, что за стенкой находится точно такая же камера, но полимерный материал не пропускает ни единого звука извне. За стеклянной, то есть, по крайней мере, прозрачной стеной с такой же входной дверью, через коридор на стене красуется уже надоевшая голубая надпись «ЗДОРОВЬЕ. ПОКОЛЕНИЯ. ЭВОЛЮЦИЯ».