Джон Варли - Титан. Фея. Демон

Конел был в сотне метров позади мужчины, когда тот одолел мост. Похититель был невысокий и шустрый. Он то и дело нырял в людскую массу и снова из нее выныривал, но затем сам себя перехитрил. Понимая, что бегущий человек вызывает подозрение, он сбавил ход и стал оглядываться через плечо, желая проверить, не преследует ли его кто-нибудь. Пробеги он еще минуту, Конел вполне мог бы его потерять. А пробеги Конел еще секунду, похититель бы его засек. Однако партия осталась за Конелом, и, когда мужчина оглянулся, следов погони он не заметил.

Когда похититель оглянулся во второй раз, он опять ничего не заметил. И в третий тоже. В четвертый раз, впрочем, замечать было уже нечего — и по очень веской причине. К тому времени Конел уже был перед ним.

Нетрудно было догадаться, куда направляется киднеппер — местоположение фактории железных мастеров секрета не составляло. И не имело смысла держать при себе похищенного ребенка дольше необходимого. Большинство людей косо смотрели на торговлю младенцами. Так что Конел расположился на узком пирсе и немного подождал.

Мужчина спешил, по-прежнему сосредоточенный на преследовании сзади. У Конела создалось впечатление, что похититель тоже слышал вопли своих напарников и что они его встревожили. Он сделал именно то, чего ждал от него Конел, — то есть поднял ребенка перед собой и с ножом в правой руке налетел на Конела. Тот ловко схватил его за кисть и сломал ее; мужчина вскрикнул и выронил оружие. Другой рукой Конел потянулся вперед и всадил свой нож в спину похитителю. Бандит выпустил младенца, и Конел тут же подхватил пищащий сверток. Затем он вытащил нож и позволил своему противнику тяжело осесть на дощатый настил.

Убедившись, что с ребенком все в порядке, Конел склонился над киднеппером.

Н-да, мужчина. В Беллинзоне тринадцати-четырнадцати лет вполне хватало, чтобы сделать ребенка мужчиной. Конелу стало не по себе. Его противник выглядел совсем мальчишкой. Японец, подумал Конел. Впрочем, не такая уж редкость. В человеческом населении Геи соблюдались примерно те же пропорции, что и на Земле, а стало быть, черных и желтых было куда больше, чем белых.

Парень сильно мучился, что-то бубнил на родном языке, и похоже было, что умрет он не скоро. Конел занес нож и приподнял брови в универсальном, как он надеялся, вопросе. Парень возбужденно кивнул. Тогда Конел воткнул ему нож между ребер — прямо в сердце. Смерть наступила мгновенно.

Вытерев лезвие, Конел убрал нож.

— Герой, нечего сказать, — пробормотал он. Будь проклят паскудный мир, где ты не можешь убить раковую опухоль в человеческом обличье и испытать удовлетворение от содеянного. Как обычно, последнее слово было за Сирокко. Жизнь вообще такова, что ты мало что можешь сделать и не почувствовать себя при этом в той или иной степени погано.

Вопрос теперь был в том, что делать с младенцем.

Конел видел несколько вариантов. Существовали религиозные общины и другие организации, где принимали сирот. Самой солидной из них были феминистки. Кроме того, по мнению Конела, в Квартале могли обеспечить ребенку наилучший уход.

Дитя было запаковано в нечто вроде заплечного мешка. Сложно было так сразу его раскрыть. Все же Конел справился и глянул куда надо. Потом покачал головой. Н-да, парнишку феминистки не примут. Кто же следующий по списку?

Тут Конела посетила странная мысль. Глупости, конечно. Но что если все-таки?

И он направился обратно к Порталу.

Женщины все еще были там — и все еще живые. Впрочем, прикинул Конел, если ничего не случится, в живых им ходить недолго.

Вокруг них собралось около сотни самых крутых и подлых типов, каких только порождала Беллинзона. Толпа стояла полукругом в пятидесяти метрах от каменной стены, к которой прижались обе женщины. Пространство между ними и толпой было усеяно трупами. Насчитав два десятка, Конел сбился. Трупов было гораздо больше. Стоя в хвосте толпы, Конел прикидывал, что же здесь приключилось.

Разгадка заключалась в трупах. Большинство тех, что валялись рядом с женщинами, умерли от ножевых ран. А вот раны тех, что полегли на отдалении, в Гее приходилось видеть нечасто — круглые, размером с мелкую монету. Догадка Конела подтвердилась, когда один мужчина из толпы бросил копье, а высокая женщина выстрелила ему в живот. Конел пригнулся. Толпа подалась было назад, но почти тут же опять неотвратимо сомкнулась. Слишком уж велико было искушение.

Противостояние зашло в тупик. Никто из толпы не знал, сколько у женщин осталось патронов. Собери нападающие ударный отряд, они смели бы женщин, но этим шакалам невозможно было договориться между собой.

Немного поразмыслив, Конел понял иронию ситуации. Очевидно, у двух женщин был ограниченный запас патронов — иначе они просто приканчивали бы всякого на расстоянии выстрела. Никому в толпе не хотелось получить пулю ради того, чтобы потом кто-то другой завладел сокровищем. Так что единственным исходом — через минуты или часы — был следующий: у женщин кончатся боеприпасы, после чего шакалы задавят их количеством.

Конел еще раз оглядел высокую. Семнадцать, подумал он. От силы восемнадцать. Длинные белокурые волосы, неистовые голубые глаза. Действительно красавица, как Конел уже подметил. Но что-то роднило ее со старшей женщиной. Быть может, она ее дочь? Всем своим видом девушка показывала, что умрет стоя, сражаясь, что живой ее не взять. Конел это уважал. Он уже знал, что бывает, когда тебя берут живьем. С ним такого тоже больше никогда не случится.

Полетело еще одно копье, и высокая снова выстрелила. Пуля прошила копьеметателя и остановилась в сердце стоявшего за ним. Ну и пушка, подумал Конел.

«Где же феминистки?» — заинтересовался он. Потом заметил. Их тоже прижали к стене, но одна была уже мертва, а другая тяжело ранена. Третья, держа лук наготове, притаилась рядом со своими сестрами. Вид у нее был порядком испуганный. Две группы находились в двадцати метрах друг от друга, но вновь прибывшие не проявляли желания присоединиться к лучнице. Так что же они тогда, черт возьми, за народ? Очевидно, они никому не доверяют, подумал Конел. Подозрительнее них разве что… гм, Сирокко Джонс. Нелегко будет их спасти.

До этого самого мгновения Конел не понимал, что действительно собирается их спасать. Несколько минут ушло на попытки себя отговорить. Если подумать, это был бы наиболее дурацкий его поступок с того дня, как он завалился в бар и сообщил самой опасной женщине из ныне живущих, что собирается ее убить.

Тут Конел посмотрел на физиономию карапуза.

— Чему это ты, черт возьми, тут улыбаешься? — поинтересовался он у малыша. Затем круто развернулся и поспешил обратно к мосту.

— Сотня, говоришь? — Титанида по имени Змей с сомнением приподняла бровь.