Джон Варли - Титан. Фея. Демон

— Черт тебя подери, Змей. Сам знаешь — мне даже до двадцати одного не сосчитать, когда карт под руками нет. Около сотни. Может, сто двадцать.

— Опиши-ка еще раз низенькую.

— Лицо разрисовано. Жуткая маска. А другая…

— Это татуировки, — перебил Змей.

— То есть их не смыть? Откуда ты знаешь?

— А на лбу у нее третий глаз, верно?

— Да… вроде бы. Она как бы старалась смотреть сразу на все четыре стороны… А откуда ты узнал?

— Мы знакомы.

— Так пойдешь?

— Да, пожалуй. — Оглядев громадный пакгауз, что служил титанидам факторией, Змей поманил взглядом двух своих соплеменниц. — И не один. Тройкой поскачем.

Грохоча по деревянному мосту, титаниды походили на коней Апокалипсиса — не хватало только четвертого. Конелу, сидевшему на спине Змея, для полного счастья хотелось держать в руке охотничий рог. Видит Бог, кавалерийский спасательный отряд вышел хоть куда. Люди в хвосте толпы, разинув рты, глазели на устрашающее зрелище, а потом бросились врассыпную, будто гиены от трупа. Все спасались как могли. Многие прыгали прямо в смрадные воды озера.

Но многие убежать не успели. Накинувшись на шакалов, безоружные титаниды принялись ломать им хребты.

Конел опасался, что женщины начнут палить в кошмарных призраков, но, очевидно, подозрительность их натур на титанид не распространялась. Обе просто смотрели, готовые при первой возможности быстрым рывком убраться от стены. Затем Змей поднял Конела и швырнул его прямо через головы людского кольца.

Приземлившись на ноги, Конел едва устоял. Потом заковылял вперед, держа перед собой ребенка, чтобы у женщин не возникло искушения его пристрелить. За оборот его отсутствия толпа успела забросать свои жертвы камнями. Споткнувшись о крупный булыжник, Конел упал и пополз вокруг баррикады из багажа, за которой скрывались женщины.

Так Конел оказался лицом к лицу с белокурой амазонкой. Все-таки девятнадцать, решил он. На левой ее щеке запеклась кровь. Конела охватил гнев — ему хотелось убить подонка, который это сделал. Впрочем, теперь у него были заботы более неотложные — например, приставленный к его виску пистолет. С самой что ни на есть победной улыбкой он протянул девушке ребенка:

— Привет. Меня зовут Конел. По-моему, это добро твое.

Еще один излюбленный афоризм Сирокко: «Никогда не жди благодарности». Губы девушки презрительно скривились, и она мотнула головой в сторону своей старшей спутницы.

— Еще чего. Это ее.

Примерно в то же самое время, когда Конел занимался в Беллинзоне спасательными мероприятиями, Сирокко Джонс в Фебе посетил ангел.

Фея стояла на краю трехкилометрового обрыва, что ограничивал северные нагорья, и наблюдала, как с юга приближается ангел. Позади него высилась темная гора. Гора эта имела четыре пика разной вышины и напоминала Сирокко сделанную из бутылки «розочку», воткнутую горлышком в землю и облепленную со всех сторон грязью. Кому-то другому в ней виделась разрушенная колокольня. Сирокко признавала уместность этой аналогии — вокруг горы даже кружили летучие мыши. Вернее, похожи они были на летучих мышей. Гора находилась в двадцати километрах от обрыва. Летучим мышам, чтобы их было видно на таком расстоянии, размерами полагалось быть с реактивные лайнеры.

Сирокко прекрасно знала окрестности. Много лет назад ей довелось провести здесь некоторое время. Но вспоминать об этом она не любила.

Ангел пронесся над ней, покружил, теряя высоту, затем, взмахивая своими сверкающими крыльями, завис в воздухе. Крылатому существу явно не хотелось касаться ногами Фебы. Сирокко знала, что парение стоит ангелу немалых усилий, поэтому зря тратить слова не стала.

— Как Конг? — прокричала она.

— Мертв. Уже двести-триста оборотов.

— А Гея?

— Ушла.

Секунду поразмыслив, она помахала рукой в знак благодарности.

Потом Сирокко, понаблюдав, как ангел удаляется, села на краю утеса. Сняла коричневые сапожки титанидской работы, по колено длиной, гибкие и водонепроницаемые, упаковала их в небольшой аккуратный сверток и убрала в рюкзак. Потом, подтянув лямки рюкзака и проверив разнообразные инструменты, прикрепленные к ее поясу, Фея развернулась лицом к утесу и начала спуск.

Ныряльщик с утесов из Акапулько, пожалуй, опередил бы ее в том спуске — но вряд ли это было под силу кому-либо еще из смертных. Перебирая босыми ногами и руками, даже не вспоминая про свернутую у нее в рюкзаке веревку, Сирокко спускалась по почти отвесной скале быстрее, чем большинство людей по стремянке. Все получалось само собой. Ее руки и ноги знали, что делали.

Время от времени она размышляла на этот счет — когда другие напоминали ей о том, как замечательна та или другая ее способность, Сирокко знала, что она уже не вполне человек. Она также знала, что ей очень далеко до сверхчеловека. Все зависело от того, как посмотреть. Отчасти ее навыки шлифовались благодаря способности извлекать пользу из любого жизненного опыта, а в этом Сирокко не было равных. Большинство ее ошибок осталось далеко позади. Отчасти это шло от осознания предела собственных возможностей, какими бы беспредельными они ни казались. Наблюдая за ее спуском по утесу, можно было заключить, что альпинистка страшно торопится, идет на безумный риск. На самом же деле она могла бы проделывать то же самое намного быстрее.

Сирокко выглядела лет на тридцать пять-сорок — но это опять-таки как посмотреть. Кожа на ее руках, шее и лице тянула даже на тридцать, жилистые руки и ноги чемпионки по марафонскому бегу, казалось, принадлежали женщине постарше, а глаза… Тяжело было судить об этой Сирокко Джонс. Она выглядела очень сильной, но внешность была обманчива. Фея была куда сильнее, чем казалась.

Достигнув пологих холмов у подножия утеса, Сирокко снова обулась и побежала. Опять же — не от большой спешки. Просто такова была ее естественная скорость, да и делать ей тут больше было нечего.

Двадцать километров Сирокко покрыла менее чем за оборот. Могло выйти и быстрее, но пришлось переплыть три реки. На подъем по горе Конга много времени не потребовалось. Там были всего лишь ровный склон да множество зазубренных пиков, взбираться на которые Сирокко было уже ни к чему. В логово Конга вела широкая трасса.

Последний отрезок Сирокко преодолела медленно. Не то чтобы она не доверяла ангелу. Раз ангел сказал, что Конг мертв, значит, он мертв. Но запахи того места навевали неприятные воспоминания.

Вот над ней нависла каменная арка — и дальше Сирокко уже шла в кромешном мраке. Дважды ей приходилось обходить двадцатиметровые ромбы, расположившиеся прямо по центру тропы. Это и были те самые «летучие мыши», которых она видела издалека. В действительности они скорее представляли собой помесь рептилии с садовой улиткой и весили десять-двенадцать тонн. С прижатыми к бокам крыльями птеродактилей их можно было принять за смятые цирковые шатры. Абсолютно не производя вид живых существ, они, тем не менее, таковыми являлись. Просто их спячка зачастую затягивалась на добрый мириоборот. Пробуждаясь, они заползали на вершину одного из пиков, отваливались оттуда — и парили многие сутки. Насколько знала Сирокко, существа эти были совершенно безвредны. Правда, она понятия не имела, чем они питаются и зачем летают. Подозревала лишь, что так они всего-навсего обеспечивают гору Конга нужной атмосферой. В Гее подобное предположение было не таким уж и абсурдным.