Джон Варли - Титан. Фея. Демон

Сирокко мучительно пыталась уложить новые названия в голове.

— Всего мне никогда не запомнить.

— Всего и не надо. Пока что важны только Океан, Гиперион и Рея. Вообще-то здесь на самом деле не все имена титанов. Один из титанов — Фемида, и я решил, что это запутало бы дело. Ну и еще… — Застенчиво улыбаясь, он отвернулся. — Еще одного титана я просто не смог вспомнить. Тогда я взял Метиду, богиню мудрости, и Диониса.

Сирокко такие подробности мало волновали. Названия были удобны и, в своем роде, систематичны.

— Догадываюсь насчет рек. Тоже мифология?

— Ага. Я выбрал девять самых крупных рек в Гиперионе — где их, как ты сама видишь, навалом — и назвал их именами девяти муз. Вон там, на юге, соответственно, Урания, Каллиопа, Терпсихора и Эвтерпа. Полигимния течет в сумеречной зоне и впадает в Рею. А вон та на северном склоне, текущая с востока, — Мельпомена. Ближе к нам лежат Талия и Эрато, которые, похоже, образуют единую систему. А та, вдоль которой вы шли, — это приток Клио, той, что сейчас почти под нами.

Приглядевшись, Сирокко заметила вьющуюся через густой зеленый лес синюю ленточку, проследила весь ее путь до лежащего позади утеса — и раскрыла рот от удивления.

— Так вот куда девается та речушка, — пробормотала она.

А речушка, как выяснилось, дугой вылетала из отвесного склона примерно в полукилометре под ними. Метров пятьдесят она казалась твердой и блестящей, будто из металла, — пока не начинала рассеиваться. Рассеивалась же она стремительно — и земли достигала уже в виде густого тумана.

Вылетало из утеса и еще с добрый десяток водяных фонтанов — хотя и не таких близких и эффектных. Непременным спутником каждой оказывалась богатая радуга. С того места, откуда наблюдала Сирокко, радуги эти выстраивались будто крокетные воротца. Красиво было до жути. Просто дух захватывало!

— Хотела бы я получить тут концессию на торговлю видовыми открытками, — пошутила Сирокко.

Кельвин рассмеялся.

— Ага. Ты торгуешь пленкой для камер, а я продаю билеты на обзорные экскурсии. Идет?

Сирокко оглянулась на все еще примерзшую к стенке Габи.

— Реакция публики будет неоднозначной. Хотя лично мне нравится. А как называется вон та большая река? Та, куда впадают все остальные?

— Офион. Громадный змей северного ветра. Если приглядишься, то увидишь, что он вытекает из небольшого озерца в сумеречной зоне между Мнемосиной и Океаном. Это озеро должно иметь источник, и я подозреваю, что сам Офион и течет туда под землей — только мы не видим, где. А в остальном он открыто течет до самых морей и вытекает из них с другой стороны.

Сирокко проследила всю замысловатую траекторию и убедилась, что Кельвин прав.

— Думаю, географ указал бы тебе, что не может одна и та же река одновременно и впадать в море, и из него вытекать, — сказала она. — Но я понимаю, что эти правила установлены для земных рек. Ладно, назовем его круговой рекой.

— А вон там сейчас Билл и Август, — заметил Кельвин, указывая. — Примерно на полпути по Клио, где третий приток…

— Билл и Август. Мы, кажется, собирались с ними связаться. Но из-за всей этой суматохи с пузырем…

— Я воспользовался твоей рацией. Они уже проснулись и ждут нас. Если хочешь, можешь с ними поговорить.

Сирокко взяла у Габи кольцо от шлема с рацией.

— Билл, ты меня слышишь? Это Сирокко.

— А? Да-да, я тебя слышу. Как ты?

— Лучше не бывает. Лечу в желудке у пузыря. А ты как? У тебя нормально прошло? Не ранен?

— Нет, все замечательно. Знаешь, я хотел… хотел сказать тебе, что страшно рад тебя слышать.

По щеке у Сирокко поползла слеза, и она смахнула ее ладонью.

— А тебя-то как приятно слышать, Билл. Когда ты вылетел в то окно… а, черт! Ведь ты наверняка не помнишь.

—. Я очень многого не помню, — сказал Билл. — Потом нужно будет многое прояснить.

— Умираю, хочу тебя видеть. На тебе есть волосы?

— Уже по всему телу растут. Знаешь, это лучше оставить на потом. Нам нужно о многом переговорить — тебе, мне, Кельвину и…

— Габи, — отважилась Сирокко после какой-то слишком уж долгой паузы.

— Габи, — не очень уверенно повторил Билл. — Понимаешь, меня тут кое-что смущает. Но ничего, разберемся.

— У тебя правда все хорошо? — Сирокко вдруг стало зябко, и она потерла ладонями предплечья.

— Да-да. А когда ты прибудешь?

Сирокко спросила у Кельвина. Тот просвистел короткий мотивчик. Откуда-то сверху донесся другой похожий мотивчик.

— Вообще-то у пузырей нет четкого представления о времени, — сказал Кельвин. — По-моему — еще три-четыре часа.

— Ну и авиакомпания! Даже времени не узнать.

Для уединенных размышлений Сирокко выбрала передний конец гондолы (хотя от слова «желудок» было никак не отвязаться). Габи все еще цепенела от ужаса, а с Кельвином — после того, как он выложил все, что знал о Свистолете — разговора не получалось. Он упорно не желал говорить о том, что Сирокко особенно хотелось узнать.

Поручня тут явно не хватало. Стенка гондолы была прозрачна до самого пола, который также был бы прозрачен, не покрывай его плотный ковер полупереваренных веток и листвы. Но зрелище и так завораживало.

Свистолет пролетал над густыми джунглями, очень похожими на те, что Сирокко и Габи уже проходили. Тут и там виднелись кляксы озер. И буквально всю местность оплетала река Клио — широкая, желтая, неторопливая, — похожая на блестящую веревку, невзначай брошенную на землю.

Чистота и прозрачность воздуха потрясала. Над Реей клубились облака, у северного берега моря сгущавшиеся в грозовые тучи, но Сирокко видно было поверх них. Видно было до самых пределов Фемиды — в обе стороны.

У ближайшего к Свистолету подвесного троса на разных высотах парил косяк крупных пузырей. Сирокко не могла понять, что они там делают, но решила, что едят. Трос был столь массивен, что на нем запросто росли деревья.

Внизу прямо перед собой Сирокко видела громадную тень, что отбрасывал Свистолет. Чем ниже они опускались, тем больше становилась тень. Четыре часа спустя она уже казалась необъятной, хотя пузырь по-прежнему парил над верхушками деревьев. Сирокко недоумевала, как же Свистолет собирается их высадить, если во всей округе — ни единой мало-мальски подходящей для него поляны.

Потом Сирокко вдруг потрясенно поняла, что у поворота реки, на западном берегу, ей машут руками две крошечные фигурки. Сильно сомневаясь, что им ее видно, она помахала в ответ.

— Так как же мы спустимся? — полюбопытствовала она у Кельвина.

Тот помрачнел.

— Я не был уверен, что вам придется по вкусу. Потому и не торопился рассказывать. Но беспокоиться совершенно не о чем. Мы парашютируемся.

Сирокко поначалу никак не отреагировала, и Кельвину заметно полегчало.