Джон Варли - Титан. Фея. Демон

— А что, уже столько времени прошло?

Кельвин похлопал по приборчику у себя на запястье. У него сохранились электронные часы.

— Идут железно, — сказал он. — Вот вернемся — непременно отпишу благодарность на часовой завод.

— Отпиши ее лучше изготовителю стального браслета, — посоветовала Габи. — У моих был кожаный ремешок.

Кельвин кивнул.

— Непременно. Между прочим, они стоят больше, чем я интерном за месяц зарабатывал.

— Все равно не верится, что прошло столько времени. Мы только три раза и поспали.

— Знаю. У Билла и Август те же проблемы с оценкой времени.

Сирокко вскинула голову.

— Билл и Август живы?

— Ага. Я и их слушал. Они там, внизу. Могу показать место. У Билла рация целая, как и у вас обеих. А у Август — только приемник. Билл выбрал ориентиры и стал рассказывать, как его можно найти. Двое суток он просидел на одном месте, и Август довольно быстро его отыскала. Теперь они регулярно кличут остальных. Но Август зовет только Апрель и без конца плачет.

— Бог ты мой, — выдохнула Сирокко. — Неудивительно. А ты не знаешь, где Апрель и Джин?

— Джина я, кажется, один раз слышал. Он ревел как белуга. Наверное, тогда же его и Габи слышала.

Хорошенько поразмыслив, Сирокко нахмурилась.

— Почему же тогда Билл нас не слышал? Раз он слушал.

— Тут, должно быть, проблемы с линией прямой видимости, — объяснил Кельвин. — Утес все перекрывал. Я единственный, кто слышал обе группы, но ничего не мог поделать.

— Но значит, теперь он нас услышит, если…

— Да не волнуйся ты так. Сейчас они спят и тебя не услышат. Эти наушники — один писк комариный. Часов через пять-шесть они должны проснуться. — Он перевел взгляд с Сирокко на Габи и обратно. — Кстати, и вам, ребята, самое умное тоже будет поспать. Вы уже двадцать пять часов топаете.

На сей раз Сирокко охотно ему поверила. Она чувствовала, что только от волнения не отрубается. Но веки сами слипались. Еще чуть-чуть — и готово.

— Ну, а ты-то как, Кельвин? У тебя что же, все как по маслу?

Он удивленно приподнял брови.

— Ты о чем?

— Сам знаешь, о чем.

Кельвин замкнулся в себе.

— Это я не обсуждаю. Совсем.

Сирокко не склонна была давить. Настроение у Кельвина было самое мирное — будто он вдруг оказался с чем-то в ладах.

Габи, дико зевая, встала и потянулась.

— Я на боковую, — заявила она. — Как ты думаешь, Рокки, где бы тут прилечь?

Кельвин тоже поднялся.

— У меня уже приготовлено местечко, — сообщил он. — Тут, на дереве. Вы можете там устроиться, а я останусь здесь и послушаю Билла.

На дереве оказалось птичье гнездо, сплетенное из прутиков и лозы. Кельвин устлал его чем-то пушистым. Места хватало, но Габи решила прижаться потеснее — как они делали раньше. Сирокко задумалась, не пора ли положить этому конец, но потом решила, что пока без разницы.

— Рокки?

— Что?

— Ты смотри остерегайся его.

Пришлось вернуться с самого порога сна.

— К-кого? Кельвина?

— С ним что-то не то.

Сирокко скосила на Габи воспаленный глаз.

— Слушай, Габи. Спи-ка ты лучше. — Она потянулась и шлепнула подругу по заднице.

— Нет, ты остерегайся, — сонно пробормотала Габи.

«Хоть бы как-то отличать утро от вечера, — зевая, подумала Сирокко. — Куда как легче было бы вставать. Петуха бы какого-нибудь — или пусть бы солнечные лучи падали под другим углом».

Габи все еще спала рядом. Сирокко высвободилась из ее объятий и встала на широкой ветви дерева.

Кельвина поблизости не наблюдалось. Завтрак был на расстоянии вытянутой руки — лиловый фрукт с ананас размером. Сирокко сорвала его и съела вместе с кожурой. Потом полезла наверх.

Это оказалось проще, чем она думала. Сирокко поднималась в таком же темпе, как если бы взбиралась по веревочной лестнице. Тут стоило добрым словом помянуть и четверть g, и идеальное для лазанья дерево — куда удобнее всех тех, что она излазала лет примерно с восьми. Там, где не хватало сучков, отличные зацепки давала бугристая кора. Правда, Сирокко добавила к своей коллекции несколько новых ссадин, но такую цену она охотно готова была платить.

Впервые со своего прибытия на Фемиду она была по-настоящему счастлива. Сирокко не брала в расчет встречи с Габи и Кельвином, ибо там оказывалось слишком много эмоций на грани истерики. А сейчас ей было просто здорово.

— Черт, а ведь очень давно так не было, — пробормотала Сирокко. Мрачностью она никогда не отличалось. На борту «Мастера Кольца» выпадали славные деньки, но такой безудержной радости не было. Припоминая, когда же такое случалось в последний раз, Сирокко решила, что в тот день, когда она узнала, что после семилетних попыток наконец получает под свою команду корабль. Воспоминание вызвало улыбку; вечеринка тогда удалась на славу!

Но вскоре Сирокко отбросила в сторону все мысли и дала себе всецело слиться с движением. Она ощущала каждую свою мышцу, каждый сантиметр своей кожи. В лазании по дереву нагишом была какая-то удивительная свобода. Раньше нагота связывалась для нее с конфузом и опасностью. Теперь она ее обожала. Голыми пятками Сирокко ощущала грубую опору ствола и надежную податливость ветвей. Ей хотелось заверещать почище Тарзана.

Приближаясь к вершине, она вдруг услышала какой-то новый звук. Из-за плотной завесы желто-зеленой листвы несколькими метрами ниже нее время от времени доносился отчетливый хруст.

Двигаясь дальше все осторожнее, Сирокко опустилась на горизонтальную ветвь и бочком стала подбираться к открытому пространству.

Перед ней оказалась синевато-серая стена. Сирокко представления не имела, что бы это могло быть. Хруст снова раздался, уже громче и чуть выше. Мимо пролетел ворох обломанных веток. А потом, совершенно внезапно, перед ней возник глаз.

— Мама! — вырвалось у Сирокко, прежде чем она успела наглухо закрыть рот. Миг спустя, сама не зная как, она уже оказалась в трех метрах оттуда, подпрыгивая в такт с веткой дерева и все таращась на чудовищный таз. Влажно поблескивающий, метров полутора в поперечнике — и поразительно человеческий.

Глаз моргнул.

Тонкая мембрана сократилась сразу по всем сторонам, как диафрагма у фотоаппарата, затем, буквально в мгновение ока, снова разъехалась.

Сломя голову Сирокко ринулась вниз. Всю дорогу она дико вопила и даже не заметила, где ободрала колено. Габи уже проснулась и держала наготове увесистую бедренную кость.

— Вниз, вниз! — заорала Сирокко. — Там черт знает что. Такая тварь, что ей это дерево как зубочистка. — Последние восемь метров она пролетела и приземлилась на четыре точки. Только намылилась было вниз по склону холма, как напоролась на Кельвина.

— Ты что, не слышишь? Сваливаем отсюда! Там такое…

— Да знаю, знаю, — взялся успокаивать ее Кельвин. — Я все про него знаю, и тебе нечего бояться. Просто у меня не было времени рассказать. Вы слишком быстро уснули.