Джон Варли - Титан. Фея. Демон

Говорить им было почти не о чем, да и праздничной атмосферы не чувствовалось. Этот день должен был стать единственным, когда Конел двигался вместе с армией, поэтому Рокки и Змей следили, чтобы он почаще оказывался рядом с Робин. Но все, что они могли друг другу сказать, было, судя по всему, уже сказано. После первого привала Конелу предстояло отправиться к северным нагорьям и принять командование Военно-Воздушными Силами.

Верджинель, по просьбе Искры, держалась в стороне от этой парочки. Младшая ведьма и бывшая бюрократка — она уволилась после шумной перебранки с Сирокко и была заменена кем-то из клана Трини — хотела предоставить своей матери и ее любовнику все те краткие часы, что у них еще оставались. Между ведьмой и титанидой рождались новые, более зрелые взаимоотношения. Искра, по мнению Верджинели, все еще была далека от совершенства, но она к нему стремилась. Она уже множество раз об этом говорила, и с каждый разом она смеялась все громче. Верджинель, со своей стороны, стыдилась сказанного раньше. Юная титанида все еще помнила ту нотацию, что прочитала ей ее задомать, когда услышала о происшествии с Искрой.

Время от времени девушка тянулась к талии и касалась висящего на поясе мешочка. Украшенный древним символом инь-янь, мешочек этот содержал в себе зомбицид, нечаянно открытый Искрой, который отныне по закону должен был в любое время носить при себе каждый беллинзонец. Такие мешочки вскоре превратились в своего рода талисманы. Этот дала Искре стыдливая корейская девушка по имени Ли, у которой по-прежнему была масса проблем с английским. Что ж, зато она прекрасно изъяснялась на всеобщем языке любви. Проводы вышли жаркими. Искра сама не понимала, как ей удавалось так долго не замечать столь необычную красоту и чувственность. Ли работала в ее статистическом бюро. «Неужели это любовь?» — думала Искра. Что ж, быть может. Рано было судить. Но Ли, но крайней мере, была той, кому можно писать из похода письма.

Во главе колонны, гордо выпрямившись, ехала Сирокко Джонс. Сидела она так, зная, что на нее смотрит вся армия, и вела сама с собой военный совет.

Генералы предупреждали Сирокко, что для неподготовленных солдат марш-бросок первого дня слишком длинен. За гектаоборот до старта глубоко в Япете был разбит лагерь с палатками, которые затем предстояло снять и прибавить к обозам.

Сирокко знала, что дистанция слишком велика, но именно такой она ее и задумывала. Фея собиралась произвести очередную децимацию.

Поэтому она немилосердно гнала свое войско через все усиливающуюся жару и неизменный свет Япета. Колонны солдат редели. По мере того как это происходило, неспособных двигаться дальше грузили в фургоны. Когда колонна наконец добралась до лагеря, большая часть армии уже была полностью изнурена тяжелым переходом. Немало офицеров повалилось с ног прямо у обочины.

— Теперь мы сделаем вот что, — сказала Сирокко высшему офицерскому составу, прежде чем людям удалось добраться до палатки-столовой. — Те солдаты, которые потеряли сознание или имеют в результате сегодняшнего марш-броска медицинские проблемы, останутся здесь. На этом самом месте они из подручных материалов построят промежуточный лагерь. Оружие и другое снаряжение останется у них, но фургоны мы заберем с собой. Промежуточный лагерь будет укреплен и станет местом постоянной дислокации двух когорт из одного легиона. Три другие когорты установят сходные, но меньшие форпосты к северу, югу и востоку. Задачей этих подразделений станет приведение в порядок шоссе, а также маневренная оборона на случай атаки из Гипериона. Все они будут находиться под командованием генерала Третьей дивизии, расквартированной в Беллинзоне. Пошлите гонца известить его об этом. И реквизируйте фургоны, которые потребуются, чтобы доставить обратно в город наиболее серьезных больных — тех, у кого дело зашло дальше обычной усталости. Все ясно?

Ни у кого уже просто не было сил с ней спорить.

В четырехстах километрах к западу и в пяти километрах под землей Наца скользила сквозь мрак, пока не выползла к длинному и узкому туннелю, из которого очень дурно пахло.

Наца знала эти места и ненавидела их всем своим естеством. Не хотелось ей ползти в этот туннель. То было место страдания. Она смутно помнила, как килооборот назад проходила его под Япетом и еще несколько раз — в прошлом.

Наца ощущала ненависть. Почти в километре отсюда ее средняя часть в нежелании ползти вперед свилась гигантскими кольцами. А хвост вообще подался назад. Требовалось некоторое время, чтобы импульсы от галлона серого вещества, которым Наца пользовалась как мозгом, дошли до самого дальнего конца ее тела, что продолжало упорствовать в своих заблуждениях.

Конфликт в громадном теле вызвал впрыскивание кислоты в чудовищную пищеварительную полость, что могло быть достаточно болезненно, если бы кислота не вызвала громадное волнение, отчего непредсказуемо вздулись бока Нацы. Причина тому была проста: Наца недавно сожрала семьдесят восемь неповоротливых и слепых слоноподобных существ, именуемых геффалумпами, что проживали в этом мраке. Геффалумпы же эти так просто не умирали. Двадцать шесть из тех семидесяти восьми были все еще живы, а кислота им нравилась не больше, чем самой Наце.

Кислота. Гиперион. Вроде бы Робин. В Гиперион. Кислота. Робин.

Представления эти проплыли в мозгу змеи подобно бесплотным духам — сто раз, двести — и наконец она осознала — она должна ползти в Гиперион. Должна встретиться там с Робик-теплой, Робин-защитницей. Должна ползти в туннель — туда, где кислота.

Раз начав движение, Наца уже не могла остановиться. Она ввинтилась в туннель подобно самому жуткому в мировой истории фрейдистскому кошмару.

Кислоту Наца встретила гораздо позже, чем ожидала. К тому времени вопроса об остановке уже просто не стояло. Плотно зажмурив глаза, змея рассекла громадную волну. Однако сквозь прозрачные веки анаконде было прекрасно видно, как она вползает в святую святых Крона, вернейшего друга Геи.

Крон выл от ярости, боли и унижения. Нацу этот вой не остановил. Выбрав самый восточный из ведущих из залы туннелей, она сунула туда голову. В этот миг кончик ее хвоста только-только окунулся в кислоту.

Боль была адская. Наца аж побелела. Скоро ей снова сбрасывать кожу, и это помогало, но не слишком. Веки выжгло. Они вновь отрастут, но помучиться все-таки придется.

И конечно, хвост тоже болел, просто сигналы от него шли слишком медленно. Наца прорывалась все дальше во мрак лабиринта Восточного Крона — продолжала двигаться, пока не обрела уверенность, что заползла в туннель целиком. Тогда она принялась корчиться, ударяя о скалы своим чудовищным телом. Двадцать шесть еще живых геффалумпов были почти мгновенно убиты. Стой в этот момент кто-нибудь на внутренней стороне обода Геи напротив того места, где билась змея, он почувствовал бы нечто вроде землетрясения.