Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

— Или вот еще, — продолжал разглагольствовать Лаан. — Всегда говорят «Лабастьер Второй и его возлюбленная жена Наан»… Почему?! Он — маака, она — махаон, у каждого из них была своя пара в диагонали, но их имен мы даже не помним!

— Я-то помню, — пожав плечами, возразил король. — Но в целом ты прав…

— И все-таки правильно твой прадед завещал, — перескочил на прежнюю тему Лаан, любуясь своим, сверкающим в лучах закатного солнца, начищенным клинком. — Только глянь, какая красота! Зачем нам что-то сложнее?! — Он размахнулся и точным ударом перерубил проносящийся над ними стебель. Вспугнув очередную стаю птиц-пузырей, на этот раз покрытых спиралеобразным узором, позади них рухнул огромный травяной лист. — Красота… — повторил он удовлетворенно.

— Мыслитель, — усмехнулся Лабастьер Шестой. — Кстати, заросли редеют. Мы движемся по тропе. Похоже, мы приближаемся к селению.

Лаан вернул саблю в ножны и, покопавшись в поясной сумке, извлек из нее кусок туго скрученной флуоновой ткани.

— Карта, — пояснил он. — Это тебе, брат-маака, все равно, куда крыла свои направить, а я все-таки желал бы иногда и уточнить, где мы находимся. — Распустив тесемку, он развернул флуон и вгляделся в выдавленный на нем рисунок. (В местах сильного нажатия флуон, прессуясь, становится прозрачным, и изображение видно достаточно отчетливо, особенно если свиток расстелить на чем-нибудь темном.) — «Селение» — громко сказано, — сообщил Лаан. — Скорее, хутор. Семей десять, пятнадцать, не больше. Думаю, не стоило бы туда и заглядывать, но не мешает отдохнуть…

В этот миг Умник внезапно остановился, как вкопанный, и наездники, не удержавшись в седлах, вылетели из них, зависнув в воздухе. Тело сороконога издавало терпкий запах испуга.

Прямо перед ним, уперев клинок шпаги ему в лоб, стоял молодой хмурый самец-маака с грубоватыми чертами лица. Зверь, осторожно перебирая лапами, подался чуть назад.

— Эй, ты кто такой?! — первым оправился Лаан. — Чего тебе надо?!

— Я — Ракши-младший, — заявил тот, — а вы — королевские глашатаи, кем же вам еще быть.

— Допустим, — сказал Лабастьер, повернув голову так, чтобы незнакомец не заметил серьгу. — И что из этого следует?

— Убирайтесь отсюда! — выкрикнул назвавшийся «Ракши-младшим», не опуская клинок. — Обойдите стороной это место, и тогда я не трону вас. Ничего интересного тут для вас нет. А не послушаетесь, живыми отсюда не уйдете!

— Фу-ты, ну-ты! — поморщился Лаан, снова доставая саблю. — Дайте-ка, мой господин, я поговорю с этим невежей, как подобает самцу.

Он вылетел чуть вперед, но Лабастьер поймал его за руку:

— Подожди. И чем же тебе не угодили королевские глашатаи? — обратился он к незнакомцу, поворачиваясь под его пристальным взглядом анфас. И тот, наконец, заметил драгоценный амулет.

— Еще того не легче, — пробурчал он. — Никак, само Королевское Величество к нам пожаловали… — Он немного помолчал, размышляя, затем почесал свободной рукой затылок и, встряхнувшись, решительно заявил: — Оно и к лучшему. Покончим с этим раз и навсегда. Защищайтесь!

Выкрикнув это, Ракши-младший взвился в воздух и ринулся на Лабастьера.

— Мятеж на Безмятежной, — ошарашено бросил Лаан и рванулся вперед, закрывая собой друга. Ведь по традиции на поясе короля, кроме небольшого фамильного кинжала, нет никакого оружия.

Ракши-младший оказался не слишком опасным противником. Он был силен и ловок, и, возможно, среди односельчан он и слыл первоклассным бойцом. Но его техника фехтования оставляла желать лучшего, и рядом с Лааном, обучавшимся этому искусству при дворе, он выглядел сущей личинкой.

Лабастьер не вмешивался в их бой: во-первых, это было бы нечестно, во-вторых, оценив силы соперников, он был спокоен за друга, наконец, в-третьих, он знал точно, что и тот не прольет кровь вздорного сельчанина без особой на это нужды, хотя тот и ведет себя далеко не самым верноподданническим образом.

Через пару минут точным приемом Лаана шпага Ракши-младшего была выбита из рук последнего и полетела на землю. Сложив крылья, тот рухнул за ней, но Лаан, готовый к этому, опередил его. Еще через миг они оба стояли на земле друг против друга. Правой ногой Лаан наступил на шпагу противника, а острием своей сабли уперся ему в грудь.

— Вот так-то, — сказал он и опустил саблю. Правилами боевого этикета победа была определена.

Но, похоже, этому настырному юноше не были знакомы ни этикет, ни страх. Издав обиженный рык, он с голыми руками ринулся на Лаана. Тот, отпрыгнув, снова поднял саблю.

— Эй, эй! — растерянно выкрикнул он, — еще шаг, и я тебя прирежу!

Не дожидаясь кровопролития, Лабастьер упал на плечи Ракши-младшего сверху, зажав его голову между ног. Тот не удержался на ногах, и они покатились по мху.

Лаан поспешил на помощь, и вскоре он и Лабастьер, навалившись всей тяжестью своих тел и безжалостно смяв крылья поверженного противника, сидели на его спине. Лаан выдернутым из его же шальвар ремешком стягивал пленнику руки.

— Трусы! Трусы!!! — ревел тот, выгибая шею и отплевываясь. Пару раз он что есть силы дернулся всем телом, пытаясь освободиться. Но не тут-то было. — Двое на одного! Король — трус! — только и оставалось рычать ему.

Напоминать ему, кто из них первым нарушил правила чести, явно не имело никакого смысла.

На хутор они въезжали втроем: связанный по рукам и ногам, но не желавший ничего объяснять мятежник лежал поперек спины сороконога, между Лабастьером и Лааном, крепко прикрученный к их седлам. Не переставая костерить его самыми отборными словами, Лаан тщетно пытался очистить грязь со своего изрядно измятого берета.

Как и большинство простых жителей Безмятежной, хуторяне использовали в качестве домов светло-коричневые и розовые сферические раковины «воздушного коралла». Их в изобилии находят на берегах пресных водоемов, вычищают от съедобной, кстати, мякоти и катят к месту обитания. Размеры раковин и прочность стенок превращают их в отличные жилища. Одна семья использует обычно до десятка таких раковин, плотно подогнав их друг к другу, скрепив флуоном, прорубив отверстия переходов из одной «комнаты» в другую и оборудовав выходы наружу.

Вот и здесь Лабастьер увидел несколько домов из сложенных пирамидками сфер. Ни на земле, ни в воздухе не было видно ни одной бабочки: уже основательно смеркалось, и жители, по всей видимости, готовились ко сну.

— Эй! Есть тут кто-нибудь?! — громко выкрикнул Лаан, когда их Умник добрался до небольшой площади, явно — центрального места хутора, и остановился.

Заскрипели створки дверец, раздались тихие голоса… И вскоре короля, его спутника и их необычную ношу окружили подошедшие и подлетевшие маака и махаоны. Их было десятка два. Большинство из них выглядели доброжелательно, но на некоторых лицах Лабастьер прочел и озабоченность. Он догадался, что причиной ее, скорее всего, служит вид их связанного соплеменника. Не теряя времени, он спрыгнул на землю и обратился к собравшимся: