Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

— Руби! — закричал король и попытался достать кинжал… Но не тут-то было. Сеть была смазана каким-то клейким веществом, которое, соприкосаясь с поверхностью крыльев, мгновенно затвердевало. Таким образом Лабастьер, Лаан и Ракши оказались как бы спеленутыми единым коконом и любое их движение только усиливало хватку.

Но они не сразу сообразили это и сперва пытались освободиться. Лабастьер что было сил дернулся еще раз, но результатом этого стало лишь то, что все трое со сдавленными стонами рухнули на землю. Клей, к тому же, прилипал не только к крыльям, но и к волосам. Это делало невозможным повернуть голову, а любое движение, натягивающее сеть, отдавалось болью в корнях волос.

— Ну вот и славно, — услышал король над собой низкий, хрипловатый, но явно принадлежащий самке, голос. Он лежал сейчас лицом вниз и увидеть говорящую не имел возможности. — Тащим их в город.

— Город? — простонал Лаан. — Вы слышали, мой король? Она сказала именно это преступное слово…

Все тот же голос отозвался надтреснутым саркастическим смешком:

— Говорите, «преступное»? Как вам угодно. Однако судить будем вас мы, а не наоборот. Ну, давайте, — вновь обратилась говорящая к своим сообщникам, — берем и понесли.

По-видимому, не менее десятка рук ухватилось за флуоновые нити, и пленники застонали от боли, чувствуя в то же время, что их кокон поднимается ввысь. Лабастьер испытывал при этом отвратительное чувство беспомощностьи. Ведь вскоре они оказались на огромной высоте, неспособные при этом воспользоваться своими крыльями. Стоило их похитителям разжать пальцы, и они бы расшиблись насмерть.

— А где же, все-таки, Мариэль? — услышал Лабастьер сдавленный шепот Ракши.

— Если она схвачена, мы ей не поможем, — отозвался Лаан. — А вдруг ей удалось бежать?

— Тс-с, молчите, — выдавил из себя Лабастьер. Ведь их пленители могли их подслушивать.

Полет был долог и мучителен. Время от времени кто-то из пленников, не выдержав боли, издавал стон. Но из осторожности они не обменялись больше ни единым словом.

Лабастьер потерял счет времени. Ощущение бессилия вскоре притупилось, но боль в корнях волос и в основании крыльев становилась все мучительнее. По-видимому, чтобы хоть как-то отвлечься от нее, Лаан что-то тихонько бормотал про себя. Прислушавшись, Лабастьер разобрал слова песенки, которую самки напевают своим несмышленым гусеничкам, укладывая их спать:

Несмотря на боль и безнадежность ситуации, Лабастьер не удержался от усмешки: обещанный день явно наступил… Король был не одинок: откуда-то сбоку раздался смешок Ракши, больше, правда, похожий на стон. А Лаан продолжал бубнить:

Словно заклинание, он повторял это снова и снова. Казалось, прошла целая вечность, пока голос предводительницы их пленителей не прервал его бормотание, распорядившись:

— Давайте сюда, на другой берег.

Они пошли на снижение, перелетев неширокую речку или ручей. Недалеко уже виднелись темные силуэты строений. Но до берега они еще чуть-чуть не дотянули, когда прозвучала новая команда:

— В воду их.

Приземление сопровождалось болезненным шлепком и фонтаном брызг, но принесло нахлебавшимся мути пленникам моментальное и неожиданное облегчение: вещество, покрывавшее сеть, потеряло свою клейкость, и они, фыркая и отплевываясь, вскочили на ноги, чувствуя себя свободными.

Но не успели они и глазом моргнуть, как их обезоружили и связали руки.

Только теперь Лабастьер смог разглядеть своих похитителей и их атаманшу. Это была немолодая самка махаон с грубыми волевыми чертами лица, одетая как самец.

— Вы соображаете, что вы творите?! — гаркнул король, выходя на сушу. — Я — Лабастьер Шестой, законный правитель Безмятежной, и ваша выходка может стоить вам жизни!

— Вы слышите? Он грозит нам расправой, в то время, как именно его жизнь находится в наших руках, а вовсе не наоборот, — усмехнулась самка. — Я так и знала, что наш монарх — напыщенный дурак, неспособный даже трезво оценивать обстановку.

Окружавшие их бабочки загоготали, а самка продолжала:

— Мы прекрасно осведомлены, кто ты, и как раз за тобой-то мы и охотились. Потому что ты — единственный представитель династии смешенцев; к счастью, ты еще не успел продолжить свой преступный род. И мы прервем его. Мы будем судить тебя, а затем — казним.

— Это становится доброй традицией, Ваше Величество, — заметил Лаан. — Где бы мы с вами не появились, вас всюду пытаются прикончить.

— И это, наверное, неспроста, — отреагировала самка. — Если подданные повсеместно покушаются на короля, значит, они не довольны его правлением.

— Да каким правлением?! — взвился Лаан. — В том-то все и дело, что никакого правления еще не было! Когда погиб Лабастьер Пятый, его сын, вот он, перед вами, был слишком юн, чтобы взять бразды в свои руки. И в колонии наступил хаос, беззаконие, и злоумышленники, подобные вам, восторжествовали!..

— Постой, Лаан, — прервал его Лабастьер. — Прежде всего, я хочу знать, в чем меня обвиняют. И что это за словечко тут прозвучало — «смешенец»? Нетрудно сообразить, что оно явно имеет бранный оттенок… Тем неприятнее, когда тебя поносят, а ты даже не понимаешь смысла сказанного…

— И что это за праведный суд такой, который состоится в укромном месте?! — вмешался Ракши.

«Атаманша», хмыкнув, покачала головой:

— Нет. Напрасно вы пытаетесь уличить нас в коварстве. Суд состоится не здесь, а в городе. Каждый желающий сможет присутствовать на нем. И суд этот будет более праведным, чем королевский. Мы остановились тут только для того, чтобы снять с вас путы. Чтобы король, каков бы он ни был, вошел в город так, как ему подобает: на собственных ногах и с поднятой головой.

— И на том спасибо, — бросил Лаан. Самка же продолжала:

— Но это его не спасет. Потому что народ не желает терпеть смешенца, который принуждает маака и махаонов жить общими семьями. Вот вам, кстати, и ответ на ваш вопрос, что означает это слово.

— А чем вам такой порядок не нравится? — искренне поразился Лабастьер. — Так жили наши деды и прадеды…

— Чем?! — вскричала самка. — Да тем, что это противоестественно! Это противоречит самой нашей природе! Маака и махаоны не могут иметь общего потомства! Мы — разные существа. Как ракочерви и сонные пауки, как сороконоги и сухопутные скаты! Так почему мы должны жить вместе? Почему мы должны спать в одной постели?!