Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

В тот же миг незнакомый голос самки сверху выкрикнул:

— Король! Ракши! Ложитесь!

Названные, а вместе с ними и Лаан, рухнули на землю, еще не понимая, зачем это нужно… И тут же раздался грохот, подобный тому, который произвел давешний фейерверк в «Веселом саду». Но коренная разница этих звуков состояла в том, что нынешний сопровождался не благоуханием, а отвратительной едкой вонью, что служил он не красоте, а смерти и сопровождался не восторженными вздохами, а криками боли.

За несколько секунд отряд Наан, обстрелянный снизу арбалетными стрелами и забросанный ручными гранатами сверху, был частично разбит и полностью деморализован. С десяток окровавленных мертвых тел лежало на земле, остальные бунтовщики, перепуганные, побросав свои клинки, стояли, демонстративно разведя руки в стороны: они сдавались.

Лабастьер и его спутники поднялись на ноги.

— Где Наан? — спросил король, но за звоном в ушах и сам не услышал собственного голоса и повторил громче: — Где атаманша?!

Отозвался Лаан:

— Убита, — кивнул он в сторону. Лабастьер посмотрел в указанном направлении. И сразу же отвернулся. Изуродованное тело бесстрашной самки представляло собой жалкое зрелище…

Тем временем бабочки Пиррона под предводительством Барми связывали пленников, собирали их оружие, возились с телами погибших.

Лабастьер почувствовал, что кто-то позади него перерезает путы на его руках. Флуон лопнул, и король обернулся. Это была Мариэль. Они порывисто обнялись.

— Вы спасли нас от смерти, — произнес король с благодарностью. — Вы вернулись к Пиррону и привели сюда его отряд… Как вы сумели добраться сюда в столь короткий срок? — он отпустил ее и отстранился в некотором смущении.

— Вместе с остальными я воспользовалась приспособлением, которое они называют «прыжком бескрылых»…

— Ясно, — кивнул Лабастьер. — Пиррон рассказывал мне об этой штуковине… Итак, — обернулся он к Лаану, — как это ни прискорбно, но правительница этого селения убита. Не думаю, что его жители в связи с этим будут очень уж рады нашему визиту. Тем паче, что все они, насколько я понял, отменные строптивцы, предпочитающие жить по своему, а не по королевскому, закону и даже называют свое селение запрещенным словом «город».

— А я и не позволю вам нанести этот опасный визит, мой король, — безапелляционно заявил Лаан.

— Вот как? — поднял брови Лабастьер. — А как же тогда я сумею установить там порядок?

— Вам все еще мало? Вновь только чудо спасло вас от гибели. А впереди еще полсотни селений. Если вы будете продолжать «наводить порядок» в них, вы неминуемо оставите королевство без наследника. Так что настоятельно советую вам, мой друг, заняться этим только после рождения сына и в сопровождении хорошо вооруженного отряда. Такого, как, например, этот. А сейчас, Ваше Величество, — сменил Лаан тон с приятельского на официальный, видя, что король хмурится, — лишь только наши крылья высохнут, мы подобру-поздорову отправимся домой.

— Не слишком ли много ты на себя берешь, брат-махаон? — мрачно осведомился король. — Близость смерти, конечно же, всех сближает и уравнивает, независимо от рангов… Но опасность уже позади. Так вот: я не собираюсь возвращаться домой, не найдя невесты.

— А, по-моему, вы уже нашли ее…

— Я не понимаю тебя, друг мой, — отозвался король, несколько опешив.

— Она перед вами, — заявил Лаан, указывая на Мариэль. (Его руки уже были свободны.)

— Наглец! — гневно вскричал Лабастьер. — Мариэль — невеста Ракши, и честь никогда не позволила бы мне…

— Уймитесь, Ваше Величество, — перебил его Лаан, — взгляните-ка лучше сами на этого юношу.

Лабастьер обернулся и увидел, что лицо стоявшего в двух шагах от него связанного Ракши осыпает поцелуями синеглазая Тилия — оружейница, племянница Дент-Пиррона. И тот явно не собирался ей сопротивляться.

— Ракши, вы что, действительно любите эту девушку? — ошарашенно спросил король.

Тилия отпрянула и, наклонившись так, что лица ее Лабастьер теперь видеть не мог, принялась распутывать Ракши руки.

— Моя жизнь принадлежит Мариэль, — произнес Ракши твердо.

— О! Какие же вы все идиоты! — вскричал Лаан. — Мариэль, милая, вы единственная среди них здравомыслящая бабочка! Так помогите мне хотя бы вы! Повторите то, в чем признались мне вечером, когда эти надутые, как шар-птицы, самцы летали за хворостом.

— Я же просила вас молчать, — начала Мариэль укоризненно, — и вы поклялись мне…

— Повторите, — властно потребовал Лабастьер, чувствуя, как кровь бьется у него в висках.

Решительно посмотрев ему в лицо, девушка сказала:

— Я призналась Лаану в том, что люблю вас. Но…

— Никаких «но»! — замахал на нее руками Лаан. — А теперь вспоминайте, мой король, что вы мне говорили прошлой ночью, когда выпили зелья Пиррона! Вы, мой друг, сказали, что, кроме Мариэль, вам не мила ни одна самка на свете, и в связи с этим вы и вовсе намерены навек остаться холостяком. Припомнили?!

По тому, каким сконфуженным стало выражение лица Лабастьера, было абсолютно ясно, что он вспомнил эти свои слова.

— Так-то! — вскричал Лаан и обернулся к Ракши: — Все, друг-маака! Забирайте свою Тилию и женитесь на ней.

Синеглазка, закончив распутывать Ракши руки, выпрямилась, и стало видно, что лицо ее сияет озорной радостью.

— Но я поклялся Мариэль… — начал Ракши, однако Лаан перебил его:

— Да не нуждается она в вашей верности! Она любит короля! А клятва… Я, например, только что нарушил сразу две клятвы — Мариэль и королю; но если кто-нибудь посмеет сказать, что у меня нет чести, я немедленно буду драться с ним… Далась вам эта клятва, дружище?!

Ракши и Тилия, Мариэль и Лабастьер обескураженно переглядывались.

— Он прав, — выдавил наконец Лабастьер.

— Он прав, — эхом, еле слышно, отозвался Ракши, глядя на Мариэль, и во взгляде его читалась мольба о прощении. — Я и сейчас готов отдать за тебя жизнь… — его голос становился тверже. — Да. Но Тилия… Один взгляд, одно слово… Я и сам не знаю, почему это случилось… А когда мы клялись друг другу, мы ведь еще ничего не понимали…

— Он прав! — недослушав экс-жениха, звонко воскликнула Мариэль и кинулась на шею… Лаану. А еще через мгновение его уже зацеловывали обе самки.

Лабастьер и Ракши глянули друг на друга и, внезапно расхохотавшись, обменялись рукопожатием. Все еще смеясь, Лабастьер огляделся по сторонам.

Оставшиеся в живых бойцы правительницы Наан сидели на земле — связанные, с намоченными крыльями. Рядом стояли бабочки Пиррона. И все — и друзья, и враги, затаив дыхание, с любопытством прислушивались к разговору монарха и его сотоварищей.

— Вот так представление мы устроили! — покачал головой Лабастьер. — Скажем прямо, мы выбрали не самые подходящие время и место для решения своих сердечных проблем…