Роман Суржиков - Лишь одна Звезда. Том 2

Видимо, шут потерял сознание. Спустя время Форлемей привел его в чувства, брызжа в лицо холодной водой. Усадил, дал выпить орджа. Менсон увидел небо: голубое, как полагается. Земля стояла ровно. Он хлопнул по ней, чтобы убедиться: не дрожит, держится прочно. Менсон задышал спокойнее. Не ожидая вопросов, Форлемей рассказал обо всем.

Дорога на Мелоранж, по которой шла армия, была руслом реки Оранж, высохшей в незапамятные времена. По левую руку от него стояли веревочные леса, по правую стелились луга. Сухое русло чертило границу меж царством деревьев и империей травы.

Джунгли прикрывали правый фланг войска, и владыка не боялся атаки оттуда. Но луга на левом фланге были родной стихией шаванов. Всадники Запада без труда могли обойти имперское войско сбоку или с тыла. Впрочем, Моран Степной Огонь не стал хитрить. Иногда самая тонкая игра – в отсутствии игры.

Конная орда ринулась в атаку кратчайшим путем – по сухому руслу Оранжа. Прямиком навстречу шиммерийскому авангарду. Без проволочек, без предупреждений. Во фронт.

Ясным днем конница врага была видна издали, и шиммерийцы имели добрый час, чтобы построиться в боевые порядки, перегородить русло стеной копейщиков, расставить стрелков по флангу среди джунглей, рассыпать перед фронтом железные колючки и вколотить в землю заостренные колья. Тщетные усилия: шаванов было слишком много.

Волна налетела на строй шиммерийцев – и напоролась на копья и стрелы, расшиблась. Но за нею шла вторая и третья, и четвертая… Бессмысленно считать. Ведь это не волны, а сплошная река из мяса и железа. Южная пехота выстояла, сколько могла – минут десять, может, двенадцать. Потом хлынула врассыпную: в джунгли, в луга, назад по руслу. Шаваны преследовали шиммерийцев, гикая и визжа, вращая кривыми мечами. Рубили, сшибали, топтали копытами. Искровики императора стояли в тылу, укрывшись за телегами обоза, и офицеры цедили сквозь зубы:

– Ни с места. Ни с места, тьма сожри! Ждем!

Ошалелые от ужаса южане хлынули в просветы меж телег. Теряя оружие, бежали мимо искровых отрядов, вопили с ненавистью:

– Персты! Давайте Персты! Бейтесь, трусы!..

– Стоять! – орали своим солдатам офицеры владыки. – Ждем!!!

Гвардейцы покрепче перехватывали искровые копья, утирали ладони от пота.

– Стоять!!!

Остатки шиммерийского войска нырнули в тыл. Шаваны, разгоряченные погоней, пьяные от крови, не видящие ничего, кроме спин врагов, влетели в просветы меж телег. Капкан сработал.

Искровое копье убивает мгновенно. Первая сотня кочевников погибла, не успев даже вскрикнуть. Ей на смену уже летели новые – и тоже ложились под ударами искры. Шаваны оказывались в тесноте, толчее, неразберихе, спотыкались о тела, вертелись в панике – и падали под сухой треск разряда.

Наконец, Степной Огонь понял, что происходит, и сумел остановить свое войско. Конница сгрудилась в сухом русле, не решаясь больше атаковать обоз. Тогда на правом фланге из-за деревьев выступили имперские лучники и принялись расстреливать неподвижных дикарей. Отряд шаванов рванулся туда, но напоролся на прикрытие из искровой пехоты, откатился назад в русло. Толпа из тысяч конников, замершая в открытой низине, – сложно придумать лучшую мишень для лучников! При всем желании промахнуться, не сможешь. Стрелы сыпались градом, войско Запада рушилось в пыль.

Шаваны предприняли еще одну отчаянную атаку: спешившись, кинулись на обоз. Их все еще было намного больше, чем имперских пехотинцев, а искровые копья уже истратили заряды. Однако атака захлебнулась. Может, дело в мастерстве искровиков, отточенном годами тренировок. А может, в том, что шаванам пришлось сражаться, стоя на трупах своих братьев…

За несколько часов исход битвы был решен. Потеряв почти треть воинов, Степной Огонь отступил в луга. Израненное войско владыки не нашло сил для погони.

* * *

Литлендцы – странные люди. Они умеют испытывать чистую радость, без примеси печали, насмешки, высокомерия, стыда или похоти. Что еще удивительней, не стесняются показывать ее.

Войско императора Адриана одержало победу второго декабря – в день Сошествия Праматерей. Третьего декабря армию встречал праздничный Мелоранж. От фундаментов до флюгеров на крышах город превратился в палитру ярчайших красок. Фасады домов увешаны бумажными фонариками, блестящими жестяными звездами и спиралями, сосульками и шариками из дутого стекла. На оконных стеклах нарисованы смешные сказочные зверьки – так, будто выглядывают из домов. Ставни украшены кедровыми ветками, над улицами протянуты разноцветные гирлянды, а у дверей сидят прелестные куклы, какие делают только в Литленде: со льняными волосиками, огромными темными глазами и крохотными губками бантиком.

Армия заполнила всю главную улицу, а горожане толпятся в переулках и на балконах, высовывались в окна, сидели, свесив ноги, на крышах. Люди наряжены в самые пестрые, яркие, цветастые платья. Их лица раскрашены радужными кляксами, в их волосы вплетены шелковые ленты. Они машут руками, приплясывают на месте. Они поют! Не орут привычное сухое «слава Янмэй», а выводят звонким хором обрядовые песни, каждый квартал – свою. Здесь слышишь «Радостные вести! Радостные вести!..», там – «Светлое начало», вот бойко пляшет, кружится «Зима – лето, земля – небо», а вот взлетает, набирая силы «Счастье, которому нет конца». Люди бросают под ноги воинам лепестки цветов и бумажное конфетти. Те, что на крышах домов, сыплют на улицу пригоршни не то ягод, не то горошин. Менсон ловит одну – она выглядит съедобной, и он кладет ее на язык. То оказывается крохотная конфетка, вроде леденца. Менсон улыбается. Все вокруг напоминает триумф. Он не может судить с уверенностью, поскольку никогда не видел триумфа, но выглядит очень похоже.

Принц Гектор Неллис-Лайон, едущий бок о бок с императором, зло скрипит:

– Лесные идиоты. Тысячи людей погибли, а они празднуют! Кретины блаженные!

Менсон знает: во вчерашней битве полегло две с половиной тысячи шиммерийцев, и еще тысяча на краю смерти от ранений. Но знает и то, что Юг – не Север. Львиная доля погибших – наемники, не феодальные рыцари. Они не вассалы принцу Гектору, он не принимал у них присягу, большинство из них он даже в глаза не видел. И его высочество отнюдь не похож на того, кто станет убиваться из-за смерти чужих ему людей.

Пришпорив коня, Менсон въезжает между принцем и императором, говорит:

– Владыка, владыка! Позволь, перрреведу!

– Да, Менсон.

– Пррринц недоволен. Владыка отослал большинство своих на Север. Вместо солдат владыки погибли люди принца. Нечестно, думает принц.

– Мои люди в этот самый час бьются с кайрами Ориджина. Принц предпочел бы оказаться на их месте?