Роман Суржиков - Лишь одна Звезда. Том 1

На краденом коне Джоакин объезжал Смолден, виденный весною, и уже не мог сдержаться – то и дело утирал глаза рукавом. Ведь хуже всего не то, что боги несправедливы, а то, что он сам, Джоакин, такой! Это же он бросил Полли. Еще прежде ее смерти охладел к ней, променял на… теперь и подумать горько, на кого. Прельстился лживым блеском, мишурой – дурачина из дураков! Вот если бы можно было вернуться назад, в месяц март, в те дни, когда он ехал этою же самой дорогой!.. Тогда совсем иначе все сделал бы. Крепко схватил бы милашку и любил всем сердцем, и никогда ни на шаг от себя не отпускал. Говорил бы ей каждый день: «Ты моя самая-пресамая леди! Я знаю совершенно точно: ты – лучше любой герцогини на свете!» Она бы, конечно, смеялась и не верила, а он бы говорил: «И пусть. Можешь не верить, но я все равно буду любить тебя. И знаешь, почему? Потому, что никто во всем мире не достоин любви больше, чем ты!» Слезы душили горло…

Он снова голодал и снова прятался от кого-то… Снова крал – теперь еду, а не деньги. В деньгах не было толку, ведь чтобы купить, нужно заехать в город. У какого-то путника отобрал плащ на меху, у другого – телогрейку. Ночи были холодны, едва ли не каждый день лили дожди…

Проезжал мимо замка сира Логана – того, о котором весною говорил Хармону: «Это не замок, а недоразуменье! Я себе намного лучше построю…» На дороге его встретили сыновья рыцаря и спросили, хмурясь в усы:

– Ходят слухи, по нашей округе шастает грабитель, путников стращает. Не видал ты его?

– Слыхом не слыхивал, – отрезал Джоакин, но что-то его выдало.

Спустя вдох он уже скакал в лес, а рыцарские сыновья дышали в затылок… Как он снова ушел? Посчастливилось, боги улыбнулись… А может, вся штука в отчаянии. Парням Логана было что терять: коней, здоровье… Ему – нечего. И он гнал жеребца сквозь чащу так, как ни один всадник не решился бы.

Когда увидел межевой столб, остановился, спешился, внимательно вчитался, чтобы не было ошибки. От данной межи начинается Южный Путь и кончается власть приарха.

Джоакин переступил на родную землю, прочистил глотку и смачно плюнул в сторону Альмеры.

* * *

– Так ты, значит, идешь из Альмеры? – спросил старший из трех копейщиков в таверне города Пикси.

– Из нее, – кивнул путник.

– И как оно там?

– Дрянь.

– Не очень-то ты многословен, брат.

Путник окрысился:

– А ты бы пел соловьем, когда б на твоих глазах людей сжигали заживо?

Копейщики присвистнули.

– Что, правда сжигают? Слухи-то ходили, но не верилось…

– Правда. Прямо среди города, на площади.

– За что?

– За ересь.

– В Праматерей не верят?

– В приарха.

– То есть как?

– А вот так. Приарх взял власть, а его не все любят. Но кто скажет слово против – того на костер.

Старший солдат почесал бороду.

– Жестковато… Ладно бы кнутов или в темницу, но на костер!..

– Он трусит, – процедил путник, – потому зверствует. Боится, что вассалы восстанут.

– А чего же им восставать, коли власть приарха законная?

– Законная власть принадлежит Аланис Альмера! – вырвалось у бродяги.

– Вот те на! Она же померла вроде!..

Бродяга смешался, умолк. Ткнулся носом в кружку эля и долго не выныривал. Солдат потормошил его за плечо:

– Так что же, померла Аланис или нет? Ты прямо скажи! У нас говорят: убили ее. Неужто врут?

– Не врут, – кивнул, наконец, бродяга. – Нету Аланис.

– Ну вооот, – удовлетворенно потер брюхо вояка. – Ты нас не запутаешь, мы тут, брат, держимся в русле новостей. Лучше скажи: звать тебя как?

Путник снова замешкался, отчего-то поглядел по сторонам. Улыбнулся этак мягко, устало – вроде как человек, который лег отдохнуть после долгого труда.

– Джоакин Ив Ханна с Печального Холма.

– Что ж, приятно познакомиться, Джоакин Ив. А мы, значит, называемся…

Копейщики сообщили имена, и старший спросил:

– А Печальный Холм – это, брат, где? В какой части Альмеры?

– Не в Альмере. Здесь, в Пути. Знаете Холмогорское епископство?..

– Хо! Знаем, чего не знать! Стало быть, ты нам земляк?

– Вроде того.

– Потому и спрашивал, не тронули ли северяне Холмогорье?

– Потому.

Солдаты переглянулись меж собою. Старший снова спросил:

– А вот Ив Ханна – это тебя по матери и по бабке?

– Так и есть.

– Ты лорденыш?

– Сын рыцаря.

– А сам как – рыцарь, сквайр?

– Нет. Простой путник.

– Вассальную присягу давал?

– Нет.

– То есть, ты не лорд и не вассал, и не рыцарь, и не сквайр?

Путник раздраженно сверкнул глазами:

– Да что ты прикопался? Я же сказал: нет, простой парень! Коли тебе сквайра подавай, то иди ищи сквайра! Сам же меня за стол позвал…

Копейщик широко улыбнулся:

– Нет, брат, совсем наоборот! Сквайры и рыцари нам не нужны, а простой парень из Холмогорья – как раз в пору!

Неуклюжим движеньем он смахнул с лавки плащ бродяги вместе со спрятанным кинжалом. Путник вспрыгнул на ноги, и тут же поднялись двое солдат, схватили копья.

– Видишь, какая штука, – сказал старший. – По приказу его светлости Лабелина мы набираем крестьян в ополчение. Защищать, брат, нашу столицу от мерзлых задниц. Восьмерых парней сегодня уже взяли, а нужно десять. И ты, брат, нам по всем статьям подходишь: рожден в Холмогорье, службой не занят, присягой не связан, шатаешься без дела. Принимай поздравления, Джоакин Ив Ханна: отныне ты – боец пехоты его светлости.

Конец октября 1774г. от Сошествия

Окрестности Дойла

В октябре 1774 года дороги, ведущие с севера Южного Пути, от Близняшек, на юг, к Лабелину и Землям Короны, заполнились людьми. Война всполошила их, согнала с насиженных мест и бросила в странствие. Многие вольные крестьяне, имевшие клочок земли да какое-никакое хозяйство, предпочли остаться, несмотря на войну. Жили при лордах-путевцах – глядишь, и под северянами выживем. А идти – куда? Можно подумать, нас где-то ждут с хлебом-солью… Но немало нашлось и тех, кто рассудил иначе. Жизнь и так – одна беспросветная пашня, а тут еще война. Путевцы, северяне… потом, глядишь, еще искры явятся. А кто бы с кем ни бился, страдать все равно нашему брату – крестьянину. Коли не убьют и не ограбят, то заберут в войско. Ну ее во тьму, такую жизнь! И люди пускались в странствие, надеясь найти места, не тронутые войною.

На свою беду, нищие крестьяне в худых башмаках, отягощенные пожитками, шли куда медленней, чем вымуштрованные, закаленные солдаты северного герцога. Получалось, что беженцы двигались по следам наступающего войска и вместо того, чтобы спастись от войны, приходили как раз туда, где она бушевала с полной силой. Приближаясь к городу Дойлу, беженцы все чаще слышали от местных крестьян:

– Куда вы претесь, баранье стадо? Дойл в осаде, северяне под стенами!