Владимир Колотенко - Тебе и Огню

- Тина?

- Да. Это был её взгляд на происходящее. Вскоре они с Жорой...

- Что?!

До сих пор не знаю, как расценивать Тинино молчание.

- Спроси! Так спроси!

Для меня навсегда осталась тайной, как Юле удалось Его заснять.

Я, помню, тогда замерз... Как...

Как чёрт!

И как я мог это спросить?

- И если у нас все же родится девочка, - говорит Юля, - мы...

- Так-так, - говорю я, - мы...

- ...мы назовем ее Пирамидой! Пира! Или Мида! Или...

- Чудесное имя, - говорю я, - по крайней мере - свежее, не...

- Не юли, - говорит Юля, - ты не возражаешь?

- Я - за!..

Юля нежно поглаживает свой округлившийся живот.

- А если все-таки мальчик? - спрашиваю я.

- А мальчика назовем знаешь как?

- Как?

Юля думает.

- Вот как: Сократом!.. - восклицает она.

- Сократом?..

- Сократом!..

- Это в честь кого же? - спрашиваю я.

- В честь твоего Чуича! Кого же еще?..

- Чуича?!!

- Или Сенекой...

- ?..

- Или, если хочешь, - Аристотелем... Если хочешь.

- В честь Жоры?

- Именно! В честь твоего пропавшего без вести Жоры.

- Хорошо, - соглашаюсь я, - назовем его, быть по-твоему, назовем его просто: Георгием!..

- Прекрасное имя!..

- Красное! Аж горячее... Крепкое, как Сократ!..

- Ты же можешь клонировать Жору, - говорит Юлия, - можешь, можешь!!! Если захочешь!!!

Я представляю себе: колонии клонов! Чуичи, Чуичи, Чуичи... Это невозможно себе представить - чуичичуичичуичичуичичуичичуичи...

Мне уже слышалась поступь вечности.

- Будь по-твоему, - соглашается Юлия, - Сократ так Сократ...

Я могу себе это только представить.

- Вот такая история...

Я рассказывал Лене историю за историей, как мне казалось, историю своей жизни, рассказывал торопясь, спеша от истории к истории, порой невпопад, все, что приходило в данный момент на ум, обычный поток сознания, мейнстрим, все, что, казалось, на мой взгляд, важным, то, чего нельзя не рассказывать, вернее нельзя забывать, рассказывал, не заботясь о хронологии и не подбирая красивых слов, сухо, а порой даже тошно было слушать: одно и то же, одно и то же, с дотошными подробностями и повторами, так, что хотелось затыкать уши, но и настойчиво, с завидным упрямством педагога, которому есть что сказать, вложить в голову слушающего то, что нужно вложить и так, чтобы это знание вскоре не выветрилось, осталось надолго, может быть, навсегда, рассказывал и рассказывал...

Лена слушала...

- Да ты просто чудик, чудак!

Я рассказывал.

- Кто в такое поверит? Да тебя засмеют!

Я рассказываю.

Затем мы задорно хохочем, рыдаем до слез, до болей в животе, до резей и колик...

- Ох-хо-хо...

- Ах-ха-ха...

- А ты напиши, напиши обо всем, об этом, - предложила Лена, едва сдерживая себя от очередной порции смеха, - о своей пирамиде, о вселенской любви, о генах... Во потеха-то!.. О Жорином клоне, о Тине...

Она так шутила, он так умно шутила.

- Конечно, конечно, - улыбаясь, отвечал я, - напишу, напишу...

- Напиши, напиши... Ты так здорово об этом рассказываешь. Вдруг прочтут и поймут...

- Напишу, напишу...

Потом, мы уже расходились в разные стороны, пятясь, как раки, с радостными лицами и улыбками на устах, она вдруг зачастила:

- Ну, пока, будь здоров, ну, пока... ну, пока...

- Ага, ну, пока... счастливо...

Пока она не споткнулась о камень или о какой-то бордюр, или пень, и тогда можно было слышать ее бурчание... И я опять рассмеялся. Шутка удалась.

А когда день прошел, пришла ночь, за окном загустели сумерки и погасли в доме напротив огни, я прислушался - в доме спали. Я тихонечко выбрался из-под теплого одеяла и по стеночке, не дыша и глуша полами халата стук собственного сердца, босиком...

- Ты куда?..

- Спи, я счас...

... босиком выполз в кухню. Без очков и в пупырышках по всей коже. Найдя на ощупь вчетверо сложенный лист бумаги и ручку, припрятанные еще днем под немытой тарелкой, и забравшись с ногами на ледяной табурет, я включил настольную лампу. Тишина. Я расправил лист, два-три раза черкнул по бумаге пером, чтобы убедиться оставляет оно хоть какой-то след, и немного подумал. Что ж, вперед, кто-то должен быть первым! Надо, нужно писать, думал я, чтобы не забыть, чтобы каждый знал, как там было вчера и вчера, и позапозавчера, и два года тому назад, и две тысячи лет, и три тысячи лет или даже семь, или даже все восемь тысяч лет назад, и давно-предавно, так, что даже не вспомнить, что там было тогда в начале всего - курица или яйцо, или крошечное зерно, или просто какая-то мировая пыль? Что там было в начале, в начале всего?.. Ничего? Пустота? Мрак и тлен? И мир, и покой! Или что?..

- В Начале было Слово, - прошептал я и прислушался, ожидая чего-то - тишина... И затем эту мысль перенес на бумагу...

В тишине только скрип пера.

Это были первые слова, которые увидели свет.

И пошло-поехало...

И пошло.

И поехало.

Так было положено Начало.

Всего...

- Да-да, ты рассказывал... Ты взял на себя роль...

- Рассказчика... Всего лишь рассказчика...

Как радостно время от времени воскресить в памяти прелестные мгновения молодости, когда жизнь казалась простой и беспечной и не требовала никакой платы за любопытство и наслаждения, которыми она щедро тебя одарила!

- А как сложились ваши отношения с Аней?

Да-да, наши отношения с Аней... Вот о чем бы я хотел еще рассказать. Как сложились? Я убежден, что как бы они ни сложились, это бы ничего не изменило. При мысли об этом сердце сжимается, как при виде пропасти, которая вдруг возникает на твоем пути.

- И Тина-таки...

- Да.

Оказалось - я рассказывал новую историю, новейшую, и даже не историю, а путь, новый путь, я бы сказал, алгоритм, алгоритм построения новой жизни, светлой, радостной, совершенной, да, Совершенной, Путь, который был указан давно, но так просто и четко не выписан, пошажно и посоразмерно и аж погенно (словцо-то какое), да-да, аж погенно... Каждому гену - свою тропку, которая вывела бы все-все гены Жизни на Дорогу Любви... Да!..

- Ты мне все уши прожужжал своим совершенством, - говорит Лена. - Ты бы лучше...

И эта история повторяется.

- Эта твоя философия неуспеха, не очень-то принимается современниками. Добиться успеха, стать знаменитым... Об этом только и твердят на каждом шагу.

С успехом не так все просто. Никакое скопление народа не должно, считаю я, мешать тебе приближать совершенство. Даже если перед тобой крепко запрут двери, его можно затащить через окно.

- Мир туп и сер оттого, что в нем закончились лампочки.

Нужно изменить сущность успеха, его формулу, кость... Нужно научиться стыдиться... Наконец, - sapere aude! (Решись стать мудрым! - Лат.) И вскоре ветви деревьев начнут гнуться под тяжестью его плодов.

Мне не стыдно за Аню.

- И ни Жорин Иисус, ни Тина так и не смогли... Не успели?

- Успели!.. А как же!.. Всё сложилось, только вот...