Владимир Колотенко - Верю, чтобы познать

(Так я бросился, помню, и за Тиной. И рассыпался в благодарностях...).

Я привык верить первому впечатлению, первой мысли, и на этот раз не отказывался от нее: он! Не могу объяснить всех своих «за» и «против», но решение пойти за ним и проверить удачу пришло молниеносно. У меня, впрочем, и выбора не было. В случае острой необходимости, в каких-то непредвиденных ситуациях - нет другого выхода! - в себе многое можно изменить, внешний вид, ширину плеч и цвет глаз, основные привычки, образ мыслей и самой жизни. Трудно удлинить или укоротить ноги, изменить походку. Перепрыгивать небольшую лужицу ты всегда будешь так, как ты это делал в детстве. И в юности. Так ты это будешь делать и в сорок, и в семьдесят. Если сможешь перепрыгнуть. Он! Я все больше убеждался в этом, следя за каждым его шагом. Он слегка загребал правой, словно старался поточнее отдать пас налево. Я это помнил и теперь видел собственными глазами. Тот, за кем я увязался в тот вечер, был моего роста, но казался немного ниже, он был шире в плечах и плотнее телом. Во всяком случае, впечатление было такое. Вероятно, его создавала короткая светлая желтая куртка и туго нанизанные на ноги синие джинсы так, что ягодицам в них было тесно. Я отмечал это мельком, вскользь, поскольку мысли мои были в Париже. В левой руке у него был черный кейс. Я хотел позвонить Ане по прибытию в Иерусалим, но что-то мне помешало, и теперь шарил по карманам в поисках телефона. Куда же он подевался? И упал глазами на эти ягодицы и на эти линялые джинсы. Я не знаю, куда шел, но мне было удобно и комфортно следовать за ним. Это было как в сомнамбуле. О Юре не мелькнуло ни одной мысли. Он вдруг остановился и я тоже стал. Мы стояли в двух шагах друг от друга невдалеке от Сионских ворот, я нашел телефон в боковом правом кармане и набрал номер.

- Ань, привет...

Говорил я по-русски.

- ... и тут же тебе перезвоню, - сказал я, - а хочешь - приеду.

Джинсы слушали.

- Не трать себя так бесшабашно, - сказала Аня.

Мелькнула мысль о том, что неплохо было бы на самом деле слетать за Аней и привезти ее самому. Это был бы поступок мужчины. Этой мысли было достаточно, чтобы потерять джинсы из виду.

Я сунул трубку в карман и тотчас бросился на поиски синих штанин. Что если это он? Меня снова пронзила молния! Они пропали, и я почувствовал какую-то досаду и даже растерянность: ах, как жаль! С ними я испытывал абсолютный комфорт. Уцепившись за них, как за посох поводыря, я шел к намеченной цели и вдруг... До сих пор не могу объяснить себе своей уверенности: я ни на секунду не сомневался в том, что передо мной был наш Юра. Я бросился к автостоянке на площади Тиферет Иерушалаим в надежде не упустить его, если он вдруг, почуяв слежку, надумает удрать от меня на машине. Здесь все тихо и мирно, никто не спешит, только что припарковался серенький микроавтобус, а вон из того ряда выруливает красный пикапчик, усатый водитель которого, улыбнувшись, приветливо покачал мне ладошкой. Привет-привет!.. В Еврейском квартале, я не раз здесь бывал, мне легко предугадать, где и как можно здесь затеряться. У «Четырех синагог» небольшая группа туристов. Двое в джинсах, но это не те, кто мне нужен. Справа, вдоль крепостной стены, расположен Археологический парк. Здесь территория раскопок - остатки стен Старого города, покрытый зеленью склон Храмовой горы, четыре белых, словно ножом срезанных наполовину колонны... Здесь негде спрятаться. Можно, конечно присесть за куском стены или улечься рядышком... Еще крестоносцы возводили тут эти стены, а те вот руины башни помнят самих мамелюков. Я стою и любуюсь этими древними, высвеченными солнцем, останками чуждой мне цивилизации. В них - ни шевеления. Сегодня Еврейский квартал - это настоящий лабиринт древних улочек и переулков, где полно всяких кафешек и магазинчиков, синагог и йешив. Спрятаться от преследования здесь не составляет труда. Куда же он мог подеваться? Мне всегда не очень везло с преследованиями, вот и сейчас я не совсем уверен, что из этой затеи выйдет что-нибудь стоящее. К тому же и ноги уже дают о себе знать. Ах, опять эти новые туфли! Сколько раз давал себе слово не надевать в дорогу ничего нового. От бетонного основания все еще так и недостроенного амфитеатра я спускаюсь к раскопкам церкви «Нея», византийский период, правление Юстиниана. И здесь его нет. Здесь только огромной толщины, метров семь-восемь навскидку, широченная стена, до сих пор покоящаяся на скальном основании. Может быть, он спрятался вон в той, выдолбленной в стене круглой выемке? Мне эта мысль показалась даже смешной. Вот бы я застал его здесь, сидящего на корточках и прижимающегося лицом к прохладному камню из VI века. Мы бы, мне кажется, просто рассмеялись. Примыкающая к церковной площади территория вся усеяна новостройками. Здесь, как и в каждом древнем городе, каждый дюйм территории на вес золота. Здесь же, в этом районе, раскопано несколько подземных сводчатых помещений, огромные залы. Может быть, там спрятался мой беглец? Нет, не думаю. Быстрым шагом иду до конца площади и поворачиваю налево, затем вниз по улице Батей Махасе. Если пробежаться по ней, то через пару минут я буду у Стены плача. Иду быстро, но не бегу. Просто каждому видно, что я спешу. Мне кажется, что я пока еще не прихрамываю от потертостей туфельным задником левой пятки. Вот и знакомое трехэтажное здание из розового камня, «Метивта йешива». Теперь по деревянному лестничному настилу к вновь отстроенным и отреставрированным синагогам, воздвигнутыми впервые сефардскими евреями в ХVI веке. Здесь сердце еврейской общины. Когда римляне взяли Иерусалим в осаду, как раз именно здесь великий рабби Иоханан бен Заккай, признанный знаток Талмуда, молился в последний раз перед тем, как оставить город. Эти синагоги помнят времена, когда здесь на протяжении веков посвящался в сан главный раввин сефардов, носивший титул «Первый в Сионе». Я поражаюсь самому себе: все эти подробности всплывают вдруг в памяти, сам не знаю откуда. Пройдя быстрым шагом по всем четырем синагогам, обычные небольшие молельни, и не обнаружив нигде синие джинсы, я поднялся наверх и поспешил по улице Мишмарот а'Шхуна к самым знаменитым синагогам города. Может, я здесь настигну его? Я не мог объяснить себе, зачем преследовал эти синие джинсы. Что если это какой-то турист, каких сотни тысяч бродит по этим улицам? Я задавал себе вопросы один за другим и, не находя ответов, стремительно продвигался вперед и вперед по известному мне маршруту. Не так давно мы с Жорой проходили по этим улочкам, забираясь в развалины, высматривая и даже вынюхивая все то, что осталось от истинной земли обетованной, готовой вот-вот пропасть под напором времени навсегда. Да, здесь даже камни пахнут величием, Их Величество Камни... Вот и эта прекрасная арка над синагогой «Хурва». Хурва - значит руина. Синагога реконструирована, и эта руина, кажется, готова взмыть в небо взмахами своего одинокого арки-крыла Счастливого полета! Через площадь спешу на улицу Тиферет Исраэль, здесь сувенирный магазинчик, где Жора выторговал себе почти за бесценок четки, по рассказам щуплого продавца-еврейчика, из того самого ливанского кедра, каким была облицована купальня Пилата. Теперь вдоль стены по каменной лестнице к развалинам фасада с арками синагоги Нисана Бека. Пройдя сквозь арку, я мог бы выйти к «Археологическому парку», снова к древним развалинам, «арке Робинзона» (Жора удивлялся: откуда здесь взяться Робинзону?) или «Робинсона», к базилике самого Ирода, к «арке Вильсона», соединяющей Храм с Верхним городом... Я просто окинул взглядом все эти желто-белые древности, быстрым взглядом: не засинеют ли где знакомые джинсы? (Пришло вдруг в голову: а Тина тоже носит синие джинсы? Или белые? Рваные? На коленях, на бёдрах?.. Тина - как капля! Иногда она приходит на ум... Как капля - кап... Кап... Как китайская пытка! Тина камень долбит, камень моего мозга!.. Придёт же в голову!).