Владимир Колотенко - Верю, чтобы познать

Еще будучи в Америке, когда все указывало на то, что Юру следует выслеживать в Иерусалиме, я подумал о том, чтобы убить здесь двух зайцев одним выстрелом. Пребывание в Иерусалиме как раз и было этим выстрелом. Первый заяц - Юра, был у меня на мушке. Или на крючке. Все складывалось, как мне казалось, наилучшим образом. В конце концов Юра не мог уже соскользнуть с крючка, который был мною заброшен в его аквариум. Он, я надеялся, глубоко заглотил мою аппетитную наживку, и теперь мне меньше всего хотелось, чтобы он чувствовал себя обманутым, соблазненным моими посулами прославить свое имя. Хотя с моей стороны никаких конкретных предложений еще не было. Но ключевые слова-тестеры (ген, клон, Америка, пирамида, бессмертие) мною вскользь уже были произнесены, и тот факт, что мы располагаем колоссальными возможностями, сделал свое дело: он клюнул. Зная его, я был убежден, что все у нас склеится. Второй заяц, которого я хотел здесь подстрелить, мог бы быть не менее крупной добычей. Эта мысль давно не давала мне покоя: как раздобыть геном Иисуса? Те геномы, что у нас уже были, - Ленина, Брежнева, Наполеона, кого-то еще, не шли ни в какое сравнение с геномом Христа. Эта мысль была глубоко запрятана в моем мозгу и хранилась в самых потаенных его уголках, я до сих пор ни с кем этим не делился. За такую мысль в те серые века инквизиция сожгла бы меня на костре. Выскажи ее я сегодня, меня и сегодня наверняка сочли бы еретиком и богохульником. Но в наше светлое время, когда провозглашается торжество науки и разума, кто-то ведь должен быть первым. Если мы жаждем совершенства, нужно взять на себя смелость показать человечеству. Это Совершенство. Пусть это будет второе пришествие Христа, пусть. Пусть потом будет Страшный Суд. Важно ведь то, что совершенство свершится!

О третьем зайце, которого я хотел здесь подстрелить, мне даже думать не приходилось. Тину? Здесь? Подстрелить?..

Да какого рожна она здесь должна делать?

- Кап, - говорит Лена.

- Давай лей уже, - прошу я, - капаешь...

- Все это очень интересно, - сказал Юра, - но как все-таки ты меня нашел? Ума не приложу, как тебе удалось выследить меня, я ведь почти каждый день меняю место своего пребывания не только в каком-то городе или стране - на планете. Ты же не случайно встретил меня на улице? Встретил бы - не узнал, но ты выследил, да? А это, замечу, не простое дело. За эти годы я научился заметать следы, вернее не оставлять их после себя. Могу себе представить твои возможности!

- Не можешь, - сказал я.

Мы сидели... Как он потом признался, у него была тысяча способов избавиться от меня, легко лишить меня жизни или на какое-то время обездвижить, как когда-то мы обездвиживали наших подопытных животных. Слава Богу, Юра ударил меня и потом узнал. Это было смешно слышать. Он, конечно, был ошарашен этой встречей. Зачем я здесь? Зачем я следил за ним? Что мне от него нужно здесь, в Иерусалиме, после стольких лет нашего отчуждения? Мы ведь, и правда, стали чужими. И главное - как я его нашел?

- Что, этот «Googlе» действительно так силен? - спросил он. Я кивнул: да. В этом не было никаких сомнений.

В мистику он не верил, и все его умозаключения на этот счет трещали по швам. Как потом выяснилось, именно все эти вопросы и спасли меня от неминуемой гибели. Я, конечно, не имел никакого права так рисковать. Я надеялся, что наша встреча будет теплой и радостной, а трудность будет заключаться лишь в том, чтобы направить последующую его жизнь в русло спасения человечества. Именно такими высокими интересами я и хотел его прельстить - спасением человечества. Этот восхитительный на мой взгляд императив, я полагал, возьмет его за живое. Когда мы потом разговорились, и я рассказал ему идею пирамиды, и указал ему его место в ней, место спасителя, и убеждал, что то, чем он в жизни занят, такая дикая ерунда и чепуха, и недостойная его предназначения и смысла существования собачья чушь, он только удивился:

- Разве?

- Конечно! Ты же можешь спасать десятки, сотни тысяч людей...

- А я, по-твоему, чем занимаюсь?

- Но ты можешь нести людям добро, любовь, справедливость...

- А я что делаю?

Этими вопросами он ставил меня в тупик, но лишь до тех пор, пока не раскусил, не прочувствовал и не проникся нашей идеей. На это ушли считанные секунды. И все те годы, которые мы провели вместе.

- Пирамида, говоришь...- сказал он, покусывая нижнюю губу, - значит, пирамида.

- Ага, - сказал я, - нравится?

Он пристально и долго смотрел мне в глаза сквозь блики стекол своих роговых очков тяжелым воинствующим и всепобеждающим взглядом гипнотизера. Его черные глаза ни разу не моргнули. Затем он двумя пальцами правой руки аккуратно снял очки, опустил веки, а указательным пальцем левой поскреб переносицу. По всему было видно, как он сдерживал себя, чтобы не сорваться с петель.

- Да, - наконец произнес он, - твоя пирамида - это великолепно. Это даже, если хочешь, величественно!

Я знал, что ему понравится.

- Ты, значит, хочешь спасти этот мир?

Я молчал.

- Думаешь, он того стоит?

- Ага, - сказал я, - кури.

- Тебе не кажется, что проповедуя свою Пирамиду, ты мечешь бисер перед свиньями?- спросил он.

- Не кажется, - сказал я.

И бросил ему пачку его любимых сигарет («Кэмел»).

Я рассказал ему и о виртуальном его прообразе, о том, с какими трудностями нам пришлось столкнуться, и сколько это стоило нервов и денег, о Сереже и Ларри и их «Google», и о том, как нелегко нам было с Жорой согласиться с выводами системы о роде его, Юры, деятельности.

- А чем занимается Жора?

- Ты так и не ответил, права ли наша «Шныра», вычислившая тебя, как киллера?

Юра молчал. Он подставил лицо остывшему вечернему солнцу, закрыл глаза и, казалось, уснул. Но он слышал мой вопрос.

- Я никак не могу взять в толк, - наконец произнес он, не меняя позы, - вы устроили на меня охоту, нет, вы развязали против меня целую войну. Но зачем? Согласись, ты воюешь ведь не против меня, а против чего-то в самом себе. Чего тебе в жизни недостает, и кого ты хочешь в ней победить?

Это был для меня неожиданный взгляд, я так никогда не думал, поэтому ничего ему и не ответил. Он открыл глаза и улыбнулся:

- Ладно, не думай над этим, лучше скажи, за что тебе дали Нобелевскую премию?

Об этом я мог рассказывать сутками.

- Мы создали способ, - сказал я, - продлевать жизнь людей путем модификации генома. Помнишь наши работы с модифицированной РНК, с наносомками? В этой премии, кстати говоря, есть и твоя доля. Мы искали тебя...

- Вы искали?...

Мне было жаль видеть кислую мину на его лице и не слышать ни слова в ответ. Видимо, я сказал ему то, чего не должен был говорить. Но я был твердо уверен, что и он своим усердием и кропотливым трудом участника наших экспериментов с генами имел полное право разделить с нами высокую международную награду и признание. Я так и сказал ему: