Владимир Колотенко - Прикованные к тени
- Название:Прикованные к тени
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Колотенко - Прикованные к тени краткое содержание
Главные герои, освоив технологию клонирования человека, создают основы теории и методологию практического воплощения построения совершенного общества (
) путём клонирования известных исторических личностей (
…) и наших современников.
Георгий Чуич
главный герой
Второе пришествие
Клонированный Иисус – рукотворный бог – в назидание своим создателям, отважившимся замахнуться на Божий промысел, организует распятие Жоры и его казнь на костре усилиями тех, кого удалось клонировать.
Наследница фараонов и поэт божьей милостью,
предлагает свой Путь спасения человечества – Слово!
Ведь в Начале Всего было Слово! Её стихи – гимн совершенству! К тому же, Тина - посвящённая и «продвинутая», несущая в своём геноме сакральные знания шумеров и вавилонян, предлагает «спасительный Ковчег» - совершенствование сознания, позволяющий оглохшему и ослеплённому «достижениями» нашей цивилизации человечеству, пересечь границы непознанного и постичь тайны богов…
Её дочь,
, – зачаток новой расы людей…
Ей - и карты в руки…
Прикованные к тени - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
- Хватит дрыхнуть, едем...
Мы долго ехали в аэропорт на такси, зато к вечеру уже прилетели в Москву. Меня еще раз поразила способность Жоры без особых усилий решать, казалось, на первый взгляд, неразрешимые задачи. Билеты на московский рейс он добыл за считанные минуты.
В самолете я снова открыл сборник стихов этой самой Тины Ш. Прочтя две-три строчки, я закрывал глаза и мысленно повторял прочитанное. У меня волосы вставали дыбом: так писать мог только гений или совсем сдуревший с ума человек:
Это - как замирание холста перед ударом кисти
Это - как мурашки у мрамора под резцом Праксителя...
И я точно помню тот миг, когда эта мысль пришла мне в голову: Тина! Я попытался прочитать ее фамилию, но в полумраке не смог это сделать, а за очками не стал лезть в портфель. Чтобы не спугнуть эту мимолетную мысль: я ее клонирую! Как? Зачем? Я даже не стал искать ответы на свору вопросов, набросившихся на меня по-волчьи. Я даже поклялся себе: dixi! (я сказал, - лат.). Зачем? Теперь-то понятно, что выбор мой оказался верен. Даже не верен - а неизбежен и безукоризненно вбит, впрессован! Да, даже безжалостно! Это - как контрольный выстрел - чтобы наверняка и без сожаления! Ага...
- Какой ты... - говорит Лена, - жестокий что ли...
- Лен, брось, - улыбаюсь я, - я, ты же знаешь, не очень добр, зато как надежен!
Да, вот тогда-то и родилось это рыжее чудо! Пока только капля, росточек... Мысль, которая вскоре стала активно материализовываться, воплощаясь то в огонь, то в воду... во все известные нам стихии, в металл и в камень, в ветер и бурю, в смерч и... Невозможно угнаться!.. Ураганное счастье и смятение, и смятение... И где-то даже смирение...
Рок!..
Но и Воля Неба...
Пока мы летели в Москву, Жора, развалившись в кресле как на приеме у гинеколога, казалось, спал, и впечатление было такое, что никакие потрясения не могут вырвать его из цепких объятий Морфея. Но я знал, что это не так. С того момента, когда он впервые услышал от меня, что нам с Василием удалось оживить ленинские клеточки кожи, Жора повел себя несколько странно. Но ни его реакция на мои откровения, ни даже его резкое «сволочь» или «скотина» в мой адрес в тот день не удивили меня. Теперь же он меня поразил: я впервые видел его не то, что встревоженным, нет - несколько отрешенным и чем-то озабоченным. Что привело его в такое состояние? Ко всему равнодушный и почти бесшабашный, он как-то замкнулся в себе, и на мои вопросы отвечал невпопад. Он улыбался, когда мне совсем не было смешно. В чем дело? Я украл у него тайную мечту? Но я никогда не претендовал роль на первооткрывателя. Мы стали пионерами совершенно случайно и обвинять нас в этом нельзя, как нельзя обвинять воду, которой утолена жажда. Так случилось и все. Жора с полным правом может тоже называть себя пионером. И я всегда готов разделить с ним все охи и ахи, которыми, я знал, будет сопровождаться наше открытие. Да, открытие! Я не мог себе представить другой формулировки, ведь мы и в самом деле открыли глаза человечеству на новые возможности индивида, как на дар не только Бога, но и самого человека. Человек с помощью нашего открытия теперь сможет подарить себя себе самому. Неуклюже, смешно и наивно звучат эти слова, но они очень точны - в руках человека появился дар Божий, и перед ним, человеком, теперь есть океан возможностей по изучению собственной природы...
И я вдруг вот ещё что осознал: Тина - дар!
Божий?
Ну да!
(Пропади она пропадом!)
Глава 30
Что же меня в нем поразило? Я думал и думал над этим.
Так вот, Жора - по сути self-made man (Человек, сделавший самого себя, - англ.), никогда не претендовал на роль первооткрывателя. Он всегда, насколько я помнил и знал, был совершенно безразличен к похвалам и славе. Ему были чужды честолюбие и тщеславие, любые шумные страсти. Определенно. Насколько я помню. Возможно, все это только мои домыслы и догадки, и дело вовсе не в притязаниях на роль первооткрывателя. Тогда в чем же?
Позднее, став поуверенней в том, что наши клоны способны завоевать и перевернуть мир, Жора не будет отказывать себе в удовольствии стать одним из претендентов на получение Нобелевской премии. И вскоре, получив ее, он даже будет стоять в черном фраке с темно-вишневой бабочкой на фоне белоснежного воротника-стоечки, гладко бритый, с коротким ежиком на голове и своей ослепительно-добродушной улыбкой на лице рядом с королевой Швеции, а та доверительно будет трепать его по щеке своей славной королевской ладошкой. Он будет задорно рассказывать ей о своих биодатчиках, способных обнаруживать субмарины врага в толще вод Атлантики, и весело уверять в литературных преимуществах Лагерквиста над Стридбергом, которого легко перепутает со Сведенборгом и припишет ему заслуги то ли Спилберга, то ли Скандербега, и не подозревая о том, что Стрикленд - это всего лишь чей-то вымышленный герой. Ученому нельзя ставить это в вину.
Он и в дальнейшем часто будет допускать в разговорах неточности и даже нарочитое невежество, чтобы доказать свою рассеянность, которая, он в этом абсолютно уверен, только споспешествует организации одной главной кардинальной мысли, не позволяющей ему, ученому, уснуть. Победителя, а вскоре мир его таковым безусловно признает, такие милые оплошности только украшают. Газеты и ТV будут представлять его именно таким - рассеянным и чудаковатым ученым, влюбленным только в свои клеточки и совершенно случайно наткнувшимся на открытие каких-то там уникальных свойств триплетов или кодонов, из которых каждый недурак, смеясь, может раскладывать пасьянс, изменяя тем самым судьбу не только того, кому они принадлежат, но и мировой истории. Эта роль ученого-шута ему будет нравиться, и под этой маской он будет щедро дарить себя газетчикам и телеведущим, мужчинам и женщинам. Хотя в будущем это будет стоить человечеству пластической операции, которая изменит до неузнаваемости не только его, человечества, лик, но и его душу и, возможно, дух. И пока миру нужны герои, способные тешить и удивлять его, он будет за ними гоняться и производить их, как производят гвозди или цыплят. Ведь лоно вечности всегда будет занимать умы человечества.
Я здесь сказал «ученого-шута», но Жора и не думал шутить...
В тот же вечер меня словно кипятком обдало, и вот что тогда меня поразило: он впервые вдруг очень ясно произнес свое «Я». «Я!». И ничего больше не существовало. Хотя произнесено это «Я» было почти шепотом и невзначай. Наше «мы», показалось мне, пошатнулось. Я старался прогнать эту мысль, но она, как назойливый комар, жужжала у моего виска.
- Покажи, - сказал Жора, - как только мы вошли в лабораторию.
Я открыл дверцу термостата.
- Вот.
Стройные ряды флакончиков из-под пенициллина, наполовину наполненные розовой питательной средой, были выстроены в беленьких блестящих эмалированных лотках. В них жили и прекрасно здравствовали клетки тех, у кого мне удалось их раздобыть - под разными предлогами и с помощью всяких уловок. Они были похожи на фаланги римских воинов, готовых по приказу Цезаря ринуться в бой за взятие неприятельской крепости. Они были готовы ринуться в жизнь. Они жаждали славы, хлеба и зрелищ. И возможно крови. Они поразили Жору. У него были такие глаза, как в тот день, когда он впервые увидел нашего Гуинплена.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: