Ким Робинсон - Голубой Марс

– Знаю, – ответил мужчина, прежде чем его снова вырвало за борт.

Мужчины со смехом накинули ему на плечи свои куртки.

– Вот дурак, это же надо было так нам помахать!

И всю обратную дорогу до Ширнесса они высказывались о его неразумном поступке, пока несчастный высыхал, защищенный от ветра в рулевой рубке и одетый в запасную одежду, которая была ему слишком мала. Он смеялся вместе с ними, проклиная свое невезение, рассказывая о падении и заново проигрывая момент потери равновесия. Вернувшись в Ширнесс, моряки провели его в затопленный склад, накормили горячим рагу и напоили несколькими пинтами горького пива, попутно рассказывая о его падении всем, кто находился внутри или спускался по лестнице позже.

– Слышишь, этот неуклюжий кретин сегодня свалился с «Катти Сарк», когда она на всех парусах шла вниз по течению курсом на Таити!

– На Питкэрн [16] Острова Питкэрн – единственная заморская территория Великобритании в Тихом океане. , – поправил Блай.

Сам моряк, уже сильно опьяневший, рассказывал свою историю так же часто, как и его спасатели.

– Просто отпустил руки на секунду, а судно чуть пошатнулось, и вот: лечу! Лечу в воздухе. Уж не думал, что так выйдет, совсем не думал. Стоило же отпустить руки один раз, за всю дорогу! Ой, простите, меня сейчас стошнит.

– Ах, Господи, какой же это был славный вид, просто великолепный. Парусов, конечно, было больше, чем необходимо, в основном их подняли для красоты, но благослови их за это Господь! Какой вид!

Ниргал поник, у него слегка кружилась голова. Большая комната наполнилась глянцевой тьмой, лишь из нескольких точек исходил яркий свет. По сваленным объектам тянулась светотень, и все это напоминало картины Брейгеля в черно-белых тонах. И было шумно.

– Вот помню весеннее наводнение тринадцатого, Северное море было у меня в гостиной…

– Ой, только не начинай опять про наводнение тринадцатого, сколько можно это слушать?

Он вышел в отгороженное пространство в одном из углов отсека, служившее мужским туалетом, надеясь, что почувствует себя лучше, если облегчится. На полу одной из кабинок сидел спасенный моряк – его сильно тошнило. Ниргал вышел и сел на ближайшую скамью, ожидая. Мимо прошла девушка и, коснувшись рукой его лба, воскликнула:

– Вы весь горите!

Ниргал приложил ко лбу ладонь и попытался сосредоточиться на температуре.

– Триста десять по Кельвину, – прикинул он. – Вот черт!

– У вас жар, – заключила девушка.

Один из телохранителей сел рядом. Ниргал рассказал ему о температуре, и тот спросил:

– Проверишь на запястье?

Ниргал кивнул и посмотрел на данные. 309 по Кельвину.

– Черт!

– Как себя чувствуете?

– Жарко. Тяжело.

– Нужно, чтобы вас кто-нибудь осмотрел.

Ниргал покачал головой, но от этого все закружилось еще сильнее. Он лишь смотрел, как захлопотали телохранители. Подошел Блай, и они задали ему несколько вопросов.

– Ночью? – уточнил тот. Они негромко поговорили еще. Блай пожал плечами, мол, идея не из лучших, но может сработать. Телохранители продолжили расспрашивать, а Блай осушил остаток своей пинты и поднялся. Он сейчас находился на одном уровне с Ниргалом, хотя тот уже полусидел, прислонившись к столу. Они принадлежали к разным видам: Блай был приземистой, физически сильной амфибией. Знали ли они об этом до наводнения? Знают ли теперь?

Присутствующие попрощались с Ниргалом, сжав ему руку или погладив по ней. Взбираться по лестнице конусообразной трубы теперь для него было мучительно. Потом они оказались в прохладной влажной ночи, затянутой туманом. Блай, не произнеся ни слова, провел их к своей лодке. Молчал он и запуская двигатель и отдавая швартовы. И они тронулись, рассекая низкую зыбь. Впервые за все время качание на волнах вызвало у Ниргала настоящий приступ тошноты. Это было даже хуже, чем боль. Он сел на табурет рядом с Блаем и стал смотреть в серый конус подсвеченной воды и тумана, что были перед их носом. Когда в тумане стали появляться темные объекты, Блай замедлил ход и даже дал чуть-чуть назад. А потом и заглушил мотор. К тому времени, как они вошли в док на одной из улиц Фавершама, Ниргалу уже было слишком плохо, чтобы как следует попрощаться, – он сумел лишь сжать Блаю руку и мельком взглянуть в его голубые глаза. Вот это лица! В них можно было увидеть всю душу. А раньше они об этом знали? Но Блай ушел, и они сели в машину и проехали всю ночь. Вес Ниргала становился все больше – так же, как когда он спускался на лифте. Посадка на самолет, взлет во тьму, боль в ушах, тошнота, возвращение в Берн, Сакс рядом, большое облегчение.

Он был в кровати, весь в жару, дышать было влажно и больно. Из единственного окна открывался вид на Альпы. Белизна вырывалась из зелени, словно сама смерть, что была следствием жизни, обрушиваясь на него, чтобы напомнить, что viriditas – это зеленый запал, который когда-нибудь взорвется, разлив белизну новой звезды, воссоздав тот же порядок элементов, что был до того, как его переменила песчаная буря. Белый и зеленый; у него было такое ощущение, будто Юнгфрау пропихивался ему в глотку. Он хотел уснуть, избавиться от этого ощущения.

Сакс сидел рядом и держал его за руку.

– Думаю, ему необходимо почувствовать марсианскую гравитацию, – говорил он кому-то, кого словно бы и не было в комнате. – Возможно, это форма горной болезни. Или инфекция. Или аллергия. Системная реакция. В любом случае, имеется отек. Нужно срочно поднять его в самолет земля-космос и посадить в гравитационное кольцо с марсианской g . Если я прав, это поможет. Если нет – хуже не будет.

Ниргал попытался заговорить, но не мог привести в норму дыхание. Этот мир заразил его, сломал, сварил в своем пару и бактериях. Вот такой удар под ребро: у него была аллергия на Землю. Он сжал руку Сакса, втянул воздух с такой болью, будто всаживал нож себе в сердце.

– Да, – выговорил он и увидел, как Сакс сощурился. – Домой, да.

Старик сидит у постели больного. Все больничные палаты ничем не отличаются друг от друга. Чистые, белые, прохладные, наполненные мерным гулом и ярким светом. На кровати лежит мужчина – высокий, с темной кожей и густыми черными бровями. Он беспокойно спит. Старик сидит, ссутулившись над его головой. Одним пальцем касается его за ухом.

– Если это аллергическая реакция, – бормочет старик себе под нос, – то твоей иммунной системе нужно дать понять, что аллерген ей не страшен. При этом его не удалось идентифицировать. Отек легких – обычное дело при горной болезни, но его могла вызвать и смесь газов, а может, это была маловысотная болезнь. Тебя нужно избавить от воды в легких. Это здесь хорошо умеют делать. Жар и озноб могли бы поспособствовать обратной биосвязи. Только ты должен помнить, сильный жар весьма опасен. Я-то помню, как ты сходил в ванную после того, как упал в озеро. Ты был весь синий. Джеки прыгнула прямо в… нет, она вроде бы остановилась, чтобы посмотреть. Ты схватил меня и Хироко под руки, и мы все видели, как ты согреваешься. Теплообразование без мышечной дрожи – такое у всех случается, но ты это делал умышленно, и это проходило очень активно. Я никогда не видел ничего подобного. И до сих пор не знаю, как тебе это удалось. Ты был удивительным мальчиком. Люди могут дрожать по своей воле, и ты, наверное, сделал что-то подобное, только изнутри. Да это и не так важно, тебе не нужно знать, как, – тебе просто нужно это сделать. Если можешь, сделай это, только в обратную сторону. Сбрось температуру. Попробуй. Просто попробуй это сделать. Ты же был таким удивительным мальчиком.