Кир Булычев - Последняя война. Великий Гусляр. Подземелье ведьм (сборник)

– У них форма красивая, – сказал Жан. – Смотри под ноги. Змея!

Змея скользнула молнией и скрылась в траве.

Андрей принял душ. Ему казалось, что он пропитан запахами становища.

За обедом Конрад сказал:

– Тебе повезло.

– Я рад, что побывал там, – сказал Андрей. – Это очень интересно. Только воняет.

– Я не об этом. К нам в гости сам Октин Хаш.

– Аттила?

– Он умный человек, – сказал Конрад. – Я с ним разговаривал. Он сознает свою историческую задачу.

– Если историческая задача – грабить и убивать, – сказала Ингрид возмущенно, – то осознать ее несложно. Вам нравится суп?

– Необычно, – сказал Андрей.

– Мы здесь многому научились, – сказала Ингрид. – Знаем, какие травы полезны, а какие есть нельзя.

– Спасибо Белогурочке? – спросил Андрей.

– Она вам понравилась? Правда, замечательный ребенок?

– Сколько ей лет?

– Не знаю. Жан, сколько лет твоей Белогурочке?

– Здесь год немного длиннее нашего, – сказал Жан. – И потом в первобытном обществе другие мерки. Девиц отдают в соседний род, когда исполняется тринадцать – четырнадцать.

– А почему не отдали Белогурочку?

– Она была предназначена парню из стаи Динозавров. Но та стая полностью истреблена. Белогурочка – девушка-вдова. Это недостаток.

– Еще налить супа? – спросила Ингрид.

Пришел чернявый, ртутный, яростный Аксель Акопян. Присел за стол и принялся работать ложкой так, словно соревновался на скорость.

– Видели, какой дым? – сказал он.

– Мне говорили, что орда Октина Хаша захватила кибитки стаи Серой акулы и был бой, – сказал Жан.

– Господи, когда это кончится! – сказала Ингрид.

– Я тупею от этих запахов, – сказал Конрад. – Здесь все пахнет.

Пышная добрая Медея, которая дежурила на кухне, принесла миску с тушеным мясом.

– Угадай, что это такое, – сказал Конрад.

– Лучше и не пытайтесь, – возразила Ингрид. – Я стараюсь не думать. Хорошо, что у нас запас консервов.

– Ничего особенного, – сказал Жан. – Это оленина. Я покажу вам его рога. Два метра в размахе.

– Почему все так нелогично? – спросил Андрей. – Законы эволюции постоянны. Одно отмирает и уступает место другому.

– Здесь не уступило, – сказал Конрад.

– Сюда нужно экспедицию человек в сто, – сказал Аксель. – Я написал отчет, а в Центре никак не раскачаются. Эта планета набита тайнами. Ты смотришь направо – так быть не может! Ты смотришь налево – такого не бывает, а оно есть. Вы меня понимаете?

– Нет, – сказал Андрей. – Я здесь всего два часа.

– Завтра сядете со мной в вездеход, и я повезу вас по кинжальному каньону.

– Покажи ему туннель-эдельвейс, – сказала Медея, – он раскроет рот, так и останется.

– Я завтра утром улетаю, – сказал Андрей.

– Ничего, – сказал Конрад. – На этот раз мы отправим в Центр столько материалов, что они вынуждены будут пошевеливаться. Есть вещи, которые случайностью не объяснишь.

– А когда они посмотрят, что дал радиоуглеродный анализ, они за головы схватятся! – с торжеством заявил Аксель.

– Нет, Андрею надо что-то показать. До темноты еще часа два, – сказал Жан. – Давайте я покатаю его на флаере.

– Спасибо, – сказал Андрей. Ему было стыдно признаться в том, как сильно его тянет в сон. Впрочем, проницательная Ингрид угадала, что с ним творится.

– Никуда он не полетит, – сказала она. – Зачем спать во флаере, когда можно поспать в шатре? Человек впервые попал к нам. Вспомните, как вы здесь спали первые дни. Конрад, уступишь Андрею койку?

– А компот? – удивился Аксель Акопян.

– Пускай идет, – сказала Ингрид. – Через два часа мы его разбудим.

– Через час, – сказал Андрей.

Конрад разбудил Брюса через два с половиной часа.

– Ты не простишь, если я дам тебе спать до утра, – сказал он.

В руке он держал чашку кофе. За окном было сине, почти совсем стемнело.

– Я себе не прощу, – сказал Андрей. – Спасибо, что разбудил. Со мной такого еще не бывало.

– Мы засекли со спутника, – сказал Конрад, – что Октин Хаш уже выехал. Хочешь посмотреть?

– Мне никто ничего не рассказывает, – сказал Андрей, отбирая чашку у Конрада. Кофе был горячий и очень крепкий. Конрад постарался.

Каюта Конрада была заставлена планшетами. Конрад считал себя художником. К счастью, он не стал художником, а стал хорошим биологом. Это были пейзажи. Очень яркие, в основном с закатами.

– А чего он к вам едет?

– Как соседняя держава. С визитом, – сказал Конрад. – Считается, что мы взяли под свою руку стаю Белого волка и можем претендовать на их бывшие земли. Политика сложная.

– А что вы ему предложите?

– Законы контакта условны. Люди здесь столь первобытны, что наше присутствие не нарушает их жизни. Они доисторичны. Мы не можем войти в их историю. О нас планета забудет раньше, чем достигнет цивилизации.

– Вы взяли под свое покровительство стаю?

– Иначе бы их перебили люди Октина Хаша. Ты этого хочешь?

– Конрад, ты сердишься, значит, ты не прав.

– Просто замечательно, если ты сидишь в Галактическом центре и за тебя думает компьютер. А ты видел Белогурочку? А ты ее младших братишек видел? Они хотят жить, понимаешь?

– И вы решили встретиться с Октином Хашем?

– Это он решил с нами встретиться.

– Он вас считает богами?

– Религия их первобытна. Они одушевляют силы природы. Они еще не додумались до концепции бога в человеческом обличье. Поэтому мы не можем быть богами. У нашего племени много оружия и богатств. Покорить нас невозможно. Ему совершенно непонятно, чего же мы хотим. А любопытство – одно из первых человеческих качеств.

– А что тебе нужно от этой встречи?

– Только чтобы нас оставили в покое. Чтобы перестали нападать на наши партии. Степь велика. Пускай идут дальше. Эта земля, – Конрад сделал широкий жест рукой, – от озера до холмов – наша.

– Вождь стаи Железных птиц…

– Не могу же я объяснить Октину Хашу, что мы прилетели из Галактического центра для проведения комплексных исследований. С сумасшедшими здесь разговор короткий – дротик под сердце.

В дверь заглянула Ингрид.

– Едут, – сказала она. – Пошли в узел связи, поглядим.

Спутник связи завис над лагерем кочевников. Если бы сам великий Октин Хаш, повелитель северной степи, поднял голову, он мог бы заметить искорку – не более того.

На большом экране узла связи был виден клуб серой пыли, куда более светлой, чем трава и синий воздух. Октин Хаш уже несколько недель стоял на берегу небольшой степной речки. Люди и кони истоптали траву. Слабый ветерок оттягивал пыльное облако в сторону – из пыли, как из тумана, поднимались горбы кибиток, совсем иных, чем чумы у стаи Белого волка. Бивни мастодонтов были обтянуты кожей динозавров. Кибитки расходились радиально от центра лагеря, где стоял шатер вождя. Лагерь был огражден повозками, за которыми далеко тянулись хибары и навесы. Там жили рабы и слуги, а далее оказалась свалка: кости животных, навоз, ломаные телеги, ямы, куда кидали мертвых, – Октин Хаш любил порядок в лагере, но не интересовался тем, что творилось за его пределами.