Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

Бардьюс ответил как ни в чем не бывало: «У меня там остались несколько незаконченных дел. И Клайти Вержанс, и Симонетта в частном порядке просили меня оказать им содействие. В настоящий момент они находятся в самых дружественных отношениях. Обе хотят, чтобы я перевез орду йипов на побережье Дьюкаса — с тем, чтобы смести с лица Кадуола станцию Араминта. После чего каждая из них намерена всадить кинжал в спину другой».

«Надеюсь, вы не окажете им такое содействие?»

Бардьюс усмехнулся: «Это маловероятно».

«Так что же вы сделаете?»

«Ничего».

Наступило молчание. Через несколько секунд Бардьюс пробормотал, будто говоря с самим собой: «То есть почти ничего».

«Не могли бы пояснить разницу между «ничем» и «почти ничем»?»

Изможденное лицо магната слегка оживилось: «Все очень просто. Я поговорю с Клайти Вержанс, чтобы она успокоилась на мой счет и у нее не осталось никаких сомнений. Я сделаю то же самое, встретившись с Симонеттой — она этого заслуживает». Бардьюс снова замолчал, после чего тихо добавил: «Может быть, нам следует всем собраться на совещание — кто знает, может быть оно приведет к полезнейшим последствиям».

«Надеюсь, вы пригласите на совещание меня и Чилке — хотя бы в качестве наблюдателей».

«Неплохая мысль», — Левин Бардьюс с беспокойством следил глазами за перемещением медика, явившегося снимать показания терапевтического аппарата: «Сколько еще я буду тут валяться, связанный по рукам и ногам проклятыми бинтами, трубками и электродами?»

«Терпение, терпение! Когда вас привезли, вы были мертвы на девяносто пять процентов. Вам придется провести в постели еще две недели, а после этого считайте каждый свой следующий вздох чудом, которое может не повториться».

Бардьюс вздохнул и посмотрел на Глоуэна: «С докторами не поспоришь, у них все козыри в руках. А как у тебя обстоят дела?»

«Я более или менее в порядке — мне досталось гораздо меньше вашего».

«А Юстес Чилке? Он выглядит молодцом».

«Ему крепко намяли бока. Водяные сбрасывали на него увесистые камни и пытались затащить его подальше от берега гарпунами. Но каким-то чудом он избежал опасного отравления».

«Гм! — буркнул Бардьюс. — Чилке родился под счастливой звездой. Не могу найти другого объяснения его несокрушимому оптимизму».

«Чилке руководствуется здравым смыслом. Он избегает страхов, разочарований и мрачных мыслей потому, что они портят ему настроение».

Бардьюс немного поразмышлял и ответил: «Разумная концепция, хотя, признаться, она отличается неожиданной простотой».

«Чилке — человек, полный неожиданностей. В последнее время Флиц стала вызывать у него нескрываемое восхищение. Он подозревает, что она не оставляет это восхищение без внимания».

Бардьюс болезненно усмехнулся: «Он и вправду оптимист! Осадные кампании такого рода велись неоднократно, но штурмы храбрецов неизменно заканчивались позорным отступлением. Вопрос о существовании души у Флиц остается открытым».

«Но у вас нет возражений?»

«Разумеется нет! Какие могут быть возражения? Он спас мою жизнь — не без твоей помощи, конечно. Так или иначе, Флиц может делать все, что ей заблагорассудится».

Глоуэн, в инвалидной коляске, и Чилке, хромающий и опирающийся на костыль, решили подышать свежим воздухом на террасе. Утро веяло прохладой, но сильного ветра не было. Балюстрада и пара чугунных фонарей слева и справа обрамляли вид на юг так, что он казался наброском гениального рисовальщика-пейзажиста, обходившегося черной тушью и сепией.

Травмированные офицеры бюро расследований сидели, моргая в лучах восходящего солнца. Глоуэн размышлял о недавней беседе с Бардьюсом: «Это значит, что по меньшей мере мы вернемся на станцию Араминта и сможем заявить, что успешно выполнили задание».

Чилке согласился, но с одной оговоркой: «Человек, настаивающий на буквальном истолковании полученных нами указаний — например, Бодвин Вук — мог бы упомянуть о Намуре. Нам не удалось его задержать».

«Неважно. Все это дело уже передано в другие руки и в другую юрисдикцию».

«По приказу Бардьюса?»

Глоуэн кивнул: «Бардьюсу очень не понравилось, что Намур позаимствовал его любимый звездолет — не говоря уже о покушении на его жизнь. Этого достаточно, чтобы ответить на любые критические замечания Бодвина Вука».

«Особенно учитывая тот факт, что мы передадим «Фортунатус» в распоряжение бюро расследований, и Бодвин сможет разъезжать на нем, нанося официальные визиты не менее разборчивым коллегам на других планетах».

Глоуэн поморщился: «Должен быть какой-то способ избежать такой невосполнимой потери! Но сколько я об этом не думаю, не могу найти никакого законного выхода из положения».

«Я тоже».

«Бардьюсу не позволят встать с постели еще недели две. Я начну ходить уже через неделю».

«Не перенапрягайся ради меня, — посоветовал Чилке. — Я тоже только начинаю выздоравливать. Флиц выразила беспокойство по поводу моего состояния. Мы оба озадачены тем обстоятельством, что невыносимая боль в моей ноге успокаивается только тогда, когда массаж делает она».

«Не каждому присущ дар исцеления», — философски заметил Глоуэн.

«Но он присущ Фелиции Стронси! У нее много других достойных восхищения даров, и связь между нами постепенно укрепляется благодаря взаимному дополнению наших талантов и преимуществ».

«Любопытно! Постепенно, говоришь?»

«М-да. Весьма постепенно. В таких делах нельзя торопиться. На самом деле она все еще несколько уклончива и труднодоступна».

«Надо полагать, Флиц понимает твои намерения и считает, что не мешает заглянуть в замочную скважину прежде, чем заходить в комнату».

«Чепуха! — возмутился Чилке. — Женщину завораживает сладостный холодок опасности, даже если опасность существует только у нее в воображении. Она начинает приписывать себе таинственное предназначение; возможность манипулировать опасным человеком притягивает ее, как горгонзола — крысу».

«Что такое горгонзола?»

«Есть такой сыр — его делают на Древней Земле. А что такое крыса, тебе должно быть известно».

«Ага! Тогда все ясно. Ты думаешь, Флиц вот-вот попадется на приманку?»

Чилке решительно кивнул: «Она будет есть у меня из рук уже через три дня, плюс-минус четыре часа».

Глоуэн с сомнением покачал головой: «Бедная Флиц! Подозревает ли она, в какую переделку попала?»

«Надеюсь, что нет. Ее и так слишком легко спугнуть».

Уже в тот же день Чилке нашел возможность проверить инстинкты Флиц. Он подозвал ее, когда она проходила через главную гостиную: «А, Флиц! Как это кстати! Настало время декламировать стихи!»

Флиц остановилась. На ней были бледно-голубые брюки и белый пуловер из матовой тонкой ткани; глянцевые волосы были перетянуты черной лентой, не позволявшей им закрывать лицо. Чилке не мог обнаружить в ее внешности никаких изъянов. Она спросила: «Кто декламирует стихи, и кому?»