Джек Вэнс - Ночной огонь

Поодаль, на дороге, стояли три приземистых молодых крестьянина с маленькими черными глазами на круглых бледных лицах. Они не проявляли никаких признаков стремления подойти и поздороваться, но следили за приезжими с безразличным любопытством.

«Это могут быть те самые парни, которые тебя избили», — тихо сказала Скирль.

«Они были бы теперь примерно такого возраста», — глухо отозвался Джаро.

«Ты на них злишься?»

«Еще как! Но не думаю, что я стану что-нибудь делать по этому поводу».

Мэйхак прошелся по дороге и задал крестьянам несколько вопросов. Те отвечали с преувеличенной подобострастностью, скорее издевательской, нежели искренней. Мэйхак вернулся: «Они утверждают, что ничего не помнят ни о каком избиении. Но они врут — не из страха, а просто потому, что им нравится вводить в заблуждение чужака с другой планеты. Самое обычное дело».

«Здесь мы больше ничего не узнаем», — сказал Джаро.

Аэромобиль поднялся в воздух и, направляясь на запад, снова пролетел над Ворожскими холмами. Река, текущая с запада, омывала подножия холмов, после чего изгибалась на север и пропадала в дымке степного пространства. В пяти милях выше по течению показался прибрежный городок, отмеченный на карте: «Пойнт-Экстаз, население 4000». Так же, как в Танциге и в Сронке, стены домов в этом городке были обшиты покоробленными деревянными планками, окрашенными в различные, но одинаково поблекшие цвета. Многие дома казались заброшенными; по сути дела, все жилища здесь выглядели в той или иной степени запущенными, а все крыши — покосившимися и кривыми, подобно сбившимся набок шляпам старых пьяниц.

Реку отделяла от городка полоса топкой пустоши, местами темневшей плотными зарослями высокого бамбука. Джаро внимательно изучал ландшафт, пока аэромобиль скользил вдоль окраины: «Пока что не вижу ничего знакомого. Думаю, что мы жили ближе к реке».

Машина повернула и полетела между поселком и рекой, над полосой пустоши. Краем глаза Джаро заметил старый темно-желтый дом и тут же указал пальцем: «Вот он! Я помню этот дом!»

Аэромобиль приземлился на площадке перед домом, и все четверо вышли наружу. В грязно-желтом доме явно давно никто не жил: оконные стекла были выбиты, входная дверь над крыльцом была заколочена по диагонали длинной доской. Старая желтая краска отслаивалась от ссохшейся дощатой обшивки стен. По обеим сторонам дома буйно разрослись сорняки.

Пару минут Джаро разглядывал дом, после чего медленно приблизился к нему. Остальные продолжали стоять у машины — они словно заключили безмолвное соглашение: Джаро должен был войти в этот дом один, пока ничье вмешательство не исказило его восприятие.

Поглощенный своими мыслями, Джаро больше никого не замечал — он поднялся на крыльцо, потянул на себя доску, приколоченную к двери, и отодрал ее. Джаро надавил на дверь: та раскрылась со скрипучим стоном, освобождая проход в длинный узкий коридор. Джаро прошел внутрь и повернул в первую комнату направо. Странно! Каким маленьким и тесным казалось это помещение! Его окружали пустота и пыль; несмотря на всю свою решительность, однако, Джаро не мог не почувствовать укол меланхолического сожаления — невозможно не сожалеть о том, что когда-то было дорого, но безвозвратно исчезло.

Что-то еще населяло комнату — что-то давящее, зловещее, подспудное. Сердце Джаро стало биться чаще и сильнее. В пустых пыльных углах не было ничего, что могло бы его тревожить, душную тишину не нарушали даже скрипы или шорохи. Джаро стоял, словно в трансе, позволяя одной идее постепенно переходить в другую. Мало-помалу к нему пришло озарение: здесь он ничего не найдет, потому что здесь ничего не было. Давящее ощущение исходило из его собственного мозга, порожденное остаточными воспоминаниями, разрозненными и притаившимися после процедуры доктора Уэйниша. Джаро подумал, что, если эта зловещая тяжесть намекала на то, что скрывалось в памяти, ему, пожалуй, следовало прекратить любые размышления о прошлом.

Мысль эта сработала как открывшийся предохранительный клапан: каков бы ни был источник давящего ощущения, оно покинуло комнату. Джаро невольно усмехнулся, тут же удивившись противоестественности своего сухого смешка: мысли его запутались в диком беспорядке, ни о какой последовательности или логике не могло быть речи. Джаро почти невнятно бормотал: «Я здесь не случайно — не потому, что я этого хотел, и не потому, что меня кто-то заставил. Я здесь потому, что иначе не могло быть. Если бы я не пришел сюда сегодня, я все равно сюда попал бы каким-нибудь другим способом. Почему, спрашивается, мне приходит в голову всякая чушь? В этом нет никакого смысла. Я здесь — но почему? Что-то пробуждается».

Джаро стоял, поворачиваясь, как лунатик, то в одну, то в другую сторону. Настоящее стало расплывчатым, поблекшим. Джаро смотрел в колодец времени. Он видел темно-желтый дом; входная дверь была открыта. Он слышал голос — он знал, что это голос его матери. Она была рядом — он чувствовал ее близость, но не видел ее лицо. Она говорила: «Джаро, времени больше нет. Я вложила в это мгновение всю силу своей любви, чтобы ты навсегда меня запомнил. Это называется гипнотическим внушением: мои слова будут запечатлены в твоем сознании. Ты никогда их не забудешь, но услышишь их снова только тогда, когда вернешься сюда, в этот мрачный дом. Для меня все кончено! Ты должен взять черную коробку и спрятать ее в твоем тайнике. Когда ты вернешься, достань коробку из тайника. После этого выполни указания, найденные в коробке. Я поручаю эту обязанность тебе, потому что твой отец погиб. Его звали Тоун Мэйхак. Не забывай о моем поручении!»

Джаро услышал собственный голос — хриплый и слабый, словно доносившийся издалека: «Я не забуду». Джаро прислушивался. Наступила тишина — тяжелая, душная. Джаро казалось, что он плывет по воле невидимых волн, неспособный выбрать направление — все направления были одинаковы. В глазах у него помутнело, он больше не видел темно-желтый дом с открытой дверью. Колодец времени покачнулся, съежился и пропал.

Кто-то звал его по имени. Джаро судорожно вздохнул — сколько времени он провел в оцепенении? Он обернулся — рядом стояла Скирль; она тянула его за рукав, с тревогой заглядывая ему в лицо.

«Джаро! Что с тобой? Ты болен, у тебя обморок? Я тебя зову, а ты не отвечаешь!»

Джаро еще раз глубоко вздохнул: «Не знаю, что случилось. Мне казалось, что я слышал голос матери».

Скирль нервно оглянулась: «Давай выйдем на свежий воздух. Мне здесь не нравится».

Они вышли на улицу. Мэйхак спросил: «Что происходит?»

Джаро пытался привести мысли в порядок: «На самом деле не знаю — мне казалось, что со мной говорила мать».