Джек Вэнс - Ночной огонь

Твоя мать, Джамиэль».

Нарушив молчание, Скирль тихо сказала: «Несчастная, храбрая женщина! За что ее убили?»

Джаро почувствовал, что по его щекам катятся горячие слезы. Мэйхак пробормотал: «Скорбное письмо!»

Джаро открыл коричневый картонный пакет и вынул его содержимое. В конверте оказались бумаги — судя по всему, пачка коммерческих счетов — и подлежащий оплате предъявителю в Натуральном банке вексель на триста тысяч сольдо с начисленными на эту сумму процентами. Гэйнг Нейтцбек внимательно рассмотрел вексель: «За шестнадцать лет, с начислением сложных процентов, на сегодняшний день эта сумма удвоилась, если не утроилась — в зависимости от процентной ставки».

«Эти деньги принадлежат вам и моему отцу, — отозвался Джаро. — Они предназначены в качестве возмещения стоимости «Дистилькорда», то есть это ни в коем случае не мои деньги».

«Деньги никогда не помешают, — кивнул Нейтцбек. — Здесь хватит на всех».

Скирль спросила: «Как насчет других бумаг? Это какие-то счета-фактуры, транспортные накладные или что-то в этом роде».

Джаро просмотрел документы: «Я в этом не разбираюсь. Тем не менее, моя мать хотела, чтобы я отвез их в Ромарт, и я сделаю все возможное, чтобы исполнить ее поручение».

«Это придется сделать, — согласился Мэйхак. — Но это опасно — хотя и не настолько опасно, насколько могло быть, если бы мы с Гэйнгом тебя не сопровождали».

Джаро вложил бумаги обратно в пакет: «Насколько я понимаю, на Камбервелле нас ничто не удерживает. Мне даже удалось кое-что узнать о пропавших шести годах моего детства».

Мэйхак встал: «Мне нужно кое-что проверить. Я скоро вернусь». Он покинул корабль.

Прошло почти два часа. Мэйхак вернулся — мрачный, подавленный. Устало бросившись в кресло, он с благодарностью принял чашку горячего чая: «Я не ожидал узнать, что Джамиэль жива, но теперь ее смерть подтверждена официально. В отделе регистрации актов гражданского состояния мне сообщили, что тринадцать лет тому назад женщина по имени Джаму Мэй, проживавшая в доме номер 7 по Набережной улице в Пойнт-Экстазе, была найдена мертвой в реке, очевидно будучи жертвой умышленного убийства, сопровождавшегося пытками. Ее сын, шести лет от роду, пропал без вести и считается утонувшим». Мэйхак откинулся на спинку кресла: «Мне почему-то казалось, что, может быть, Джамиэль каким-то чудом могла ускользнуть от убийц. Теперь уже надеяться не на что. С ней сделали что-то ужасное. Мы навестим Ромарт и доставим документы, которые Джамиэль сохранила такой невероятной ценой. Но мы подготовимся — и Асрубал не обрадуется, когда узнает о нашем приезде. Он сразу поймет, что для него настало время расплаты. Надеюсь, он еще не сдох».

В Окноу Мэйхак и Джаро посетили управление Натурального банка. Скирль оставалась на борту «Фарсанга», а Нейтцбек отправился искать судоремонтное предприятие, способное внести в оснащение «Фарсанга» необходимые, по его мнению, усовершенствования.

Оказавшись в банке, Мэйхак и Джаро обнаружили, что Брина Дикича повысили в должности; теперь он занимал кабинет генерального директора. Дикич оплатил вексель, не моргнув глазом. Как и предсказывал Нейтцбек, на сумму долга начислялись сложные проценты — а именно 6,75% годовых, в связи с чем она более чем удвоилась. Шестьсот тысяч сольдо перевели на новый счет, а остаток сложили наличными в холщовую сумку.

Мэйхак рассказал Дикичу о том, что произошло в Пойнт-Экстазе. В свою очередь Дикич сообщил, что пять лет тому назад Асрубал явился к нему в управление и потребовал, чтобы вексель, не предъявлявшийся в течение семи лет, был аннулирован. Дикич отказался выполнить это требование, ссылаясь на инструкции, полученные от Совета старейшин в Ромарте. Асрубал громко протестовал и жаловался; Дикич, однако, проявил твердость, и Асрубал удалился в холодном бешенстве, хлопнув дверью.

Мэйхак и Джаро вернулись к «Фарсангу» с холщовой сумкой, набитой деньгами. Нейтцбек успел найти судоремонтное заведение, пользовавшееся хорошей репутацией, и договорился о дополнительном оснащении корабля.

Через три недели «Фарсанг» вооружили несколькими тяжелыми орудиями и современными средствами защиты. Кроме того, лучевые орудия и устройства обнаружения цели установили на аэромобиле, превратившемся в облегченный вариант патрульной машины МСБР.

Отведя Скирль в сторону, Мэйхак рассказал ей об опасностях, угрожавших «Фарсангу» и его команде на Отмире. Соблюдая предельную осторожность и вежливость, Мэйхак объяснил, что у девушки было несколько возможностей, которые она могла выбирать по своему усмотрению, и что никакой ее выбор никто не сочтет предосудительным. Пока «Фарсанг» и его команда занимаются опасным предприятием на Отмире, Скирль могла подождать их возвращения в Окноу или даже в Лури, если ей так хотелось. С другой стороны, как поторопился прибавить Мэйхак, если она предпочитала участвовать в предприятии и разделить с ними связанный с этим риск, все будут только рады, если она составит им компанию.

Скирль отметила напряженным тоном, что, будучи наследницей «устричных кексов», она никого и ничего не боится и, естественно, ее устраивает только последний вариант. Она дала понять, что предложенные Мэйхаком безопасные альтернативы вызвали у нее раздражение. Она заявила, что Мэйхак, таким образом, не выражаясь прямо и по существу, поставил под сомнение не только ее храбрость и ее готовность пуститься в любую авантюру, но и ее верность интересам Джаро и ее честь.

Мэйхак горячо протестовал, утверждая, что Скирль неправильно поняла его намерения. Он не ставил под сомнение ни ее отвагу, ни ее благородное происхождение, ни ее готовность разделить судьбу с Джаро — и ни в коем случае даже не помышлял как-либо затронуть ее честь. Мэйхак настаивал на том, что завел разговор о угрожавших им опасностях только для того, чтобы соблюсти общепринятые принципы порядочного поведения. Он хотел, чтобы Скирль хорошо представляла себе все, что было связано с предстоящей экспедицией — хотя бы для того, чтобы он, Мэйхак, впоследствии не испытывал чувство вины в связи с тем, что внушил ей обманчивую уверенность в безопасности. «Я просто-напросто хотел, чтобы моя совесть была чиста, — сказал ей Тоун Мэйхак, — на тот случай, если локлоры тебя четвертуют или сварят. В таком случае я буду скорбеть о твоей участи, разумеется, но в каком-то смысле мне будет легче, если я буду знать, что ты решилась нас сопровождать вопреки моим предупреждениям».

«Вы слишком совестливы, — ответствовала Скирль. — Тем не менее, я уверена в том, что вы, а также Гэйнг и Джаро, сделаете все необходимое, чтобы меня не сварили».

«Сделаем все, что сможем, — пообещал Мэйхак. — Джаро никогда мне не простит, если с тобой что-нибудь случится».