Джек Вэнс - Ночной огонь

Тви Пиди была вне себя от беспокойства. «Вы огорчаете бедного Оберта и напрасно тратите мое время! — воскликнула она. — Это выходит за всякие рамки гостеприимства— если, конечно, вы не намерены как-то возместить причиненное неудобство?»

«Чепуха! — возразил Мэйхак. — Господин Ямб вовсе не прочь припомнить старые добрые времена. Вам следовало бы приготовить пир горой и отпраздновать нашу встречу!»

Ямб сдавленно усмехнулся: «По меньшей мере, вы немного меня развлекли, что теперь редко случается в моей жизни». Ямб поперхнулся и раскашлялся: «Ох, в горле сухо, как в пустыне! Тви, разве у нас нечего выпить? Разве наша жизнь не должна быть захватывающим приключением, о котором друзья вспоминают, пригубив горячительной настойки? Или мы должны шептаться по углам и ходить на цыпочках вокруг всего, ради чего стоит жить, гордясь только скупостью и осторожностью? Мертвые, мы уже не сможем пить и веселиться! Неси бутылку, Тви! Щедро наливай, ничего не бойся! Сегодня у нас праздник!»

Поджав губы, Тви Пиди неохотно налила несколько стаканчиков желтовато-зеленой жидкости, вкусом напоминавшей ароматическую пыльцу и слегка обжигавшей язык.

Ямб облизал губы: «Настойка что надо! Могу без преувеличения сказать, что этот напиток пробуждает в нас романтический гений, позволяющий благородному человеку нарушать монотонную обыденность ореолом райских видений! Такие мгновения тем более драгоценны, что они мимолетны. Наступает болезненное потрясение, и подавляющая действительность возвращается — это несчастье непоправимо, даже четыре стакана настойки больше не принесут облегчения!»

Тви прервала его привычно-назидательным тоном: «Ладно уж, разговорился! Гостям не доставляет никакого удовольствия выслушивать твои дифирамбы. Если тебе есть что сказать, говори прямо, как подобает достойному человеку!»

Ямб глухо застонал и снова упал на подушки: «Не сомневаюсь, что ты совершенно права, дорогая! Тем не менее, в лучшем мире — не в нашем мире, конечно — мне подали бы горячую кашу в горшке, с плавленым сыром и остряком, а потом неплохо было бы и потанцевать под веселую музыку».

«Глупости! — отрезала Тви. — Почему тебя всегда не устраивает то, что у тебя есть? На нашей планете много мертвецов, которые охотно поменялись бы с тобой местами».

Ямб, по-видимому, задумался: «Честно говоря, не знаю, что было бы лучше».

«Выбрось это из головы! — проворчала Тви Пили. — За тобой и так ухаживать одна морока, не хватало еще с похоронами возиться».

Мэйхак собрался уходить: «Последний вопрос: ожидаете ли вы, что Асрубал скоро вернется в Лури?»

«Мне его планы неведомы, — с тревогой ответил Ямб. — В настоящий момент он на Отмире. Не сомневаюсь, что он может вернуться, когда захочет».

«Фарсанг» взлетел с космодрома Лури и взял необычный курс — туда, где не было ничего, кроме бесконечной пустоты. Чайная Роза скоро осталась за кормой, превратившись сначала в искру шафранового оттенка, а затем погаснув в бездне расстояния. Появились и проплыли мимо редкие окраинные звезды: на фоне бархатно-черного занавеса бесконечности можно было различить смутные пятнышки далеких галактик.

Шло время. «Фарсанг» летел в одиночестве мрака. Далеко впереди мерцала точка одинокой звезды: Ночной Огонь.

Спокойный распорядок жизни на борту «Фарсанга» начал меняться по мере того, как Ночной Огонь привлекал все большее внимание. Вскоре звезда стала значительно ярче и округлилась: желтовато-белый карлик средних размеров, со свитой четырех планет. Первые две представляли собой не более чем хаос обожженных солнцем утесов и рек пламенеющей лавы. Четвертая, самая дальняя планета, тоже не радовала глаз — безжизненный шар черного базальта, покрытый ледниками замерзших газов. Отмир был третьей планетой: его ветром можно было дышать, там была вода, там были леса и степи, по ночам тускло озаряемые двумя большими лунами.

«Фарсанг» приблизился к атмосфере Отмира, и под кораблем раскрылись горизонты планеты-отшельницы. Физическая география Отмира была достаточно проста: с одной стороны этого мира единственный континент раскинулся вдоль зоны умеренного климата; остальная поверхность планеты, за исключением полярных шапок, пряталась в глубинах опоясывающего ее океана.

Обогнув необжитые просторы, «Фарсанг» погрузился в атмосферу. Проникнув через туман верхнего слоя перистых облаков, корабль летел над поверхностью земли на высоте пяти миль. Мэйхак изучал ландшафт, сравнивая его с картой. Его глаза с мрачным любопытством следили за проплывавшим внизу рыжеватым простором. «Мы над степью Тангцанг! — сообщил он спутникам. — Я снова вижу места, которые надеялся больше никогда не увидеть. Смотрите!» Он показал пальцем: «Видите вдали россыпь сараев? Это Флад, космический порт. Гэйнг, ты там видишь что-нибудь?»

Нейтцбек повернул макроскоп в направлении Флада: «На поле корабль — «Лилиом», надо полагать».

«Чем они там занимаются?»

«Кормовой отсек открыт. Только начали разгружать трюм».

«Хм! — отозвался Мэйхак. — Надеюсь, Асрубал не собрался в очередную поездку. Не хотелось бы его упустить».

«Во Фладе никто никогда не спешит, — возразил Нейтцбек. — Корабль проведет в порту еще два-три дня, может быть дольше».

«Двух-трех дней нам должно хватить, — решил Мэйхак. — Тем не менее, следует принять меры предосторожности».

«Мы можем продырявить переднюю гондолу «Лилиома», — предложил Нейтцбек. — Починка займет у механиков неделю, а то и две».

«Не исключено — если Асрубал таинственно исчезнет из Ромарта. Скорее всего, однако, обстрел его корабля не понадобится».

«Фарсанг» повернул в сторону и полетел над дорогой, ведущей из Флада по степи к причалу баржи на реке Скейн, после чего снова повернул — на юго-восток над Вкрадчивым лесом.

К вечеру внизу показался Ромарт. «Фарсанг» невидимо висел над городом на высоте трех миль. Мэйхак объяснил спутникам общую планировку города: «Неправильный многоугольник с шестью фонтанами, куда сходятся бульвары — это площадь Гамбойе. Два обрамленных колоннами здания сразу за мостом — Судейская коллегия и Законодательное собрание. Чуть в стороне — Коллокварий, где заседает Совет старейшин. Приземистое бурое строение с тремя зелеными стеклянными куполами — Фондамент, одно из древнейших сооружений Ромарта. В этом таинственном питомнике выращиваются сейшани; их содержат в яслях, пока они не взрослеют настолько, что могут приступить к работе в учебных лагерях по берегам реки. В Ромарте не принято обсуждать Фондамент — даже упоминание о нем считается признаком дурного вкуса».

«Почему? — не понял Джаро. — Там делается что-то постыдное?»