Джек Вэнс - Ночной огонь

Где?

Почему?

Что ему следовало искать?

У Джаро не было никаких сведений, позволявших ответить на эти вопросы. Супруги Фаты отказывались строить предположения по поводу его слуховых галлюцинаций и не хотели даже обсуждать их. Хильер официально объявил происшедшее «несущественным коротким замыканием», случайным последствием предшествовавшего вмешательства в умственные процессы Джаро, отныне навсегда устраненным. Родители всегда скрывали от Джаро обстоятельства его детства. Когда он спрашивал об этом, они ограничивались расплывчатыми общими фразами. Безымянный заморыш, найденный на обочине дороги, больше не существовал даже в их памяти — существовал только Джаро Фат, талантливый молодой человек, которому суждена была выдающаяся академическая карьера. Конечно, профессора Фаты не хотели ни в чем его ущемлять — они всего лишь хотели, чтобы он стал таким же, как они, что свойственно любым родителям. Госпожа Виртц приветствовала его в гимназии проницательным оценивающим взглядом и похлопала по плечу. Она не задавала вопросов, хотя Джаро прекрасно понимал, что Айдора Виртц подробно обсуждала его состояние и его успехи с Альтеей. Так или иначе, Джаро это мало беспокоило. Теперь, вернувшись в школу, он рассматривал одноклассников с новой точки зрения. Больше, чем когда-либо, он чувствовал, что не принадлежит к их числу, что он не такой, как они. Почти все они стремились к восхождению по социальной лестнице. Примерно половина его сверстников носила синие с белым значки «Молодежного легиона». Других уже приняли в клуб «Сладких помидоров», а некоторые могли похвастаться вхождением в избранный круг «Зуавов». В классе было еще два ученика-профана, мальчик и девочка; как правило, они тихо сидели за задней партой. Мальчик, так же, как и Джаро, происходил из семьи институтских научных сотрудников, а девочка недавно прибыла с другой планеты — поговаривали, что она придерживается какой-то необычной диеты. Кроме того, у них в классе была представительница недостижимых и неподражаемых «Устричных кексов»: Скирлет Хутценрайтер.

Дальнейшее наблюдение за сверстниками только укрепило в Джаро ощущение своей исключительности. Одноклассники видели в нем не только профана, но и нелюдимую, даже недружелюбную личность, сторонившуюся коллективных развлечений и, вероятно, погруженную в того или иного рода мистицизм. Несколько раз Джаро объяснял им, что намеревался стать астронавтом, в связи с чем восхождение по социальным ступеням Танета было бы для него пустой тратой времени. Никто не позаботился прислушаться к его словам. В любом случае, все это не имело значения. В следующем году Джаро должен был поступить в Лицей, где собирался сосредоточиться на предметах, относившихся к космосу — астрономии, истории и географии Древней Земли, морфологии Ойкумены, космической технологии и биографиях искателей, а также на вечно удаляющейся пограничной области, отделявшей более или менее цивилизованную Ойкумену от Запределья. Он намеревался также одолеть все двенадцать томов «ЖИЗНИ» барона Бодиссея, что могло заслужить одобрение Хильера. Впрочем, не обязательно: наблюдения и выводы барона были тесно связаны с космическими исследованиями и путешествиями, выходившими за рамки общеизвестного пространства, тогда как для многих людей, в том числе для супругов Фатов, Ойкумена была более чем достаточно велика; они считали, что астронавтов — навигаторов и космических механиков — тоже было более чем достаточно. Фаты уже определили программу будущей карьеры Джаро, гармонировавшую с их идеалами. Следовало ожидать поэтому, что планы самого Джаро встретят сопротивление в его семье. Мысль об этом его огорчала, так как он любил Альтею и Хильера, посвятивших столько времени и сил его благополучию. Но удобного выхода из сложившейся ситуации не было. Джаро нисколько не привлекала академическая деятельность — не больше, чем перспектива стать респектабельным членом клуба «Лохмачей» или «Устричных кексов». Джаро вспомнил о Тоуне Мэйхаке — вот к кому можно было потихоньку обратиться за советом!

С тех пор, как Джаро в последний раз видел Мэйхака, прошла неделя. На этот раз, получив неохотное разрешение профессоров Фатов, Мэйхак решил показать Джаро космический терминал. Пройдя через просторный вестибюль космопорта, они проникли в длинный ангар и прошлись вдоль вереницы космических яхт всевозможных размеров и разновидностей. Они не торопились, внимательно рассматривая по очереди каждый сверкающий частный звездолет, оценивая их оснастку и удобства, мощность двигателей и особое дерзкое великолепие, свойственное только космическим кораблям и никаким другим произведениям рук человеческих.

В ремонтной мастерской космопорта Мэйхак познакомил Джаро со своим бригадиром, Трио Хартунгом, а также с обладателем зверской уродливой физиономии по имени Гэйнг Нейтцбек — тот ограничился молчаливым кивком.

Покинув мастерскую, Мэйхак привел Джаро в кафе под открытым небом, на краю площади перед зданием космопорта. Заказав чаю и пирожных с кремом, Мэйхак спросил Джаро, что он думает о Хартунге и Нейтцбеке. Джаро поразмышлял, после чего ответил: «Господин Хартунг производит впечатление человека надежного и достаточно дружелюбного. Мне он, пожалуй, понравился».

«Не могу ничего возразить. А как насчет Гэйнга Нейтцбека?»

Джаро нахмурился: «Не знаю. Он выглядит очень мрачно».

Мэйхак расхохотался: «Не все то золото, что блестит. То есть наоборот. В любом случае, не суди о нем по внешности. Хотя, конечно, в застенчивости его не обвинишь».

«Значит, вы его давно знаете?»

«О да. Позволь поинтересоваться: когда Фаты привезли тебя в Танет, ты что-нибудь помнил из своего прошлого?»

«Ничего особенного».

«И ты не знаешь, где тебя нашли?»

«Нет. Они не скажут, пока я не закончу Институт».

«Хм. Расскажи все, что помнишь».

Джаро рассказал о картинах, еще возникавших в его памяти, и о сопутствовавших им ощущениях.

Мэйхак слушал чрезвычайно внимательно, впившись глазами в лицо Джаро так, словно выражение лица могло объяснить больше слов: «И это все, ты больше ничего не помнишь?»

Джаро смотрел куда-то вдаль: «Раз или два — не могу сказать точно — мне снилась моя мать. Не помню, как она выглядела — помню только ее присутствие и голос. Она говорила: «Бедный маленький Джаро! Как я не хотела возлагать это бремя на твои плечи! Но ничего не поделаешь». Что-то в этом роде. У нее был очень печальный голос — когда я проснулся, я чуть не заплакал».

«О каком «бремени» она говорила?»

«Не знаю. Иногда, когда я о ней думаю, мне кажется, что я должен сделать что-то важное, но когда я пытаюсь вспомнить, нить ускользает».