Джек Вэнс - Ночной огонь

Скирлет снова взяла бутылку: «Еще по рюмке ликера? Он может стимулировать умственную деятельность».

Джаро с удивлением наблюдал за тем, как Скирлет наполняла рюмки: «Ты уже думала над тем, как можно было бы приобрести требуемые денежные средства?»

«Наилучший способ — шантаж! — заявила Скирлет. — Это просто, быстро и не требует особых навыков».

Послышались шаги. Дверь распахнулась: в кабинет зашел декан Хутценрайтер — худощавый человек в щеголеватом костюме из жемчужно-серого материала с серебристым отливом. Бледная кожа была словно туго натянута на угловатые выпуклости его лица, каштановые волосы ниспадали мягким потоком на спину, начинаясь над лысеющим лбом. Казалось, он был в состоянии нервного возбуждения — глаза его бегали по сторонам и наконец сосредоточились на бутылке, которую Скирлет все еще держала над рюмкой Джаро.

«Что здесь происходит? — яростно воскликнул Хутценрайтер. — Вы устроили тут пьянку, насасываясь моим драгоценным «Багонго»?» Он выхватил бутылку из руки Скирлет: «Объясни свое поведение, будь так любезна!»

Джаро галантно выступил вперед и произнес со всей возможной вежливостью: «Сударь, мы были заняты интересной и спокойной беседой. Ваше раздражение совершенно неуместно!»

Челюсть декана Хутценрайтера слегка отвисла, после чего он порывисто воздел руки к потолку: «Если я должен терпеть подобную наглость у себя в доме, мне остается только спать на улице, так будет дешевле!» Декан повернулся к Скирлет: «Кто это такой?»

И снова ответил Джаро: «Сударь, меня зовут Джаро Фат. Мои родители — адъюнкт-профессора Института, в Колледже эстетической философии».

«Фаты? Я их знаю. Они профаны! По-твоему, это дает тебе право вламываться ко мне в дом, просматривать мои бумаги, пить мой лучший ликер и соблазнять мою дочь?»

Джаро начал было протестовать, но декан Хутценрайтер взбесился пуще прежнего: «Ты что, не понимаешь, что сидел в моем любимом кресле? Ступай прочь, вон отсюда! И чтобы никогда сюда не возвращался! Вон отсюда, сию минуту!»

Скирлет устало сказала: «Тебе лучше уйти, пока он на самом деле не разозлился».

Джаро направился к двери. Обернувшись, он поклонился декану и удалился.

Прошла неделя. Скирлет больше не звонила. Однажды вечером в Приют Сильфид заехала Айдора Виртц, чтобы пригласить Альтею помочь в подготовке сельскохозяйственной выставки. Джаро случайно оказался рядом, поздоровался с госпожой Виртц и, между прочим, спросил ее, как поживает Скирлет. Айдора Виртц удивилась: «Разве ты не слышал? Декан Хутценрайтер счел необходимым закрыть свой дом на лето, в связи с чем он отправил Скирлет в частную школу — а именно, насколько мне известно, в Эолийскую академию в Гильсте, на Аксельбаррене. Это прекрасная школа, и Скирлет должна считать, что ей повезло. Желаю ей всего наилучшего — но Ойкумена велика, и мы можем никогда больше ее не увидеть».

«Думаю, мы еще увидимся, — заметил Джаро. — Здесь она — «устричный кекс», а в любом другом месте — не более чем девушка по фамилии Хутценрайтер».

На летних каникулах Джаро работал в мастерской космического порта. Трио Хартунг назначил его помощником механика по имени Гэйнг Нейтцбек, грузного приземистого субъекта с жестким ершиком седых волос, задубевшей от загара и ветра кожей и вечной недоброй усмешкой на лице. Тоун Мэйхак раньше как-то уже познакомил их.

Отведя Джаро в сторону, Хартунг посоветовал: «Пусть тебя не обманывает внешность Гэйнга. Он не такой терпеливый и покладистый, каким кажется».

Джаро с сомнением взглянул на Нейтцбека — по его мнению, тот вовсе не казался ни покладистым, ни терпеливым. Лицо Нейтцбека напоминало трагическую маску мумии с мутно поблескивающими глазами и мясистым вмятым носом, который ломали так неудачно или так часто, что он сначала был свернут в одну сторону, а потом в другую. У Нейтцбека были широкие плечи, грудь колесом, длинные руки, массивные и сильные ноги. Он передвигался, однако, слегка ссутулившись, какими-то рывками и скачками.

Хартунг продолжал: «По правде говоря, Гэйнг — жуткая образина, но он знает о звездолетах и космосе все, что можно знать. Выполняй его указания и говори с ним только тогда, когда это потребуется — и вы с ним поладите».

Джаро подошел к Нейтцбеку: «Сударь, я готов работать, как только у вас будет время поручить мне работу».

«Хорошо, — ответил Гэйнг. — Я покажу, что нужно сделать».

Джаро обнаружил, что Нейтцбек придерживался следующего подхода: он поручал ему что-либо, после чего уходил и предоставлял Джаро возможность выполнять задание, полагаясь исключительно на себя, а когда задание было выполнено, подвергал результаты тщательной проверке. Такой подход не слишком тревожил Джаро и даже слегка развлекал его, так как он твердо решил добиться совершенства во всем, что он делал в мастерской, и даже превзойти ожидания. Поэтому от Нейтцбека он почти не слышал никаких нареканий, кроме неразборчивого разочарованного ворчания, объяснявшегося по-видимому, тем, что Гэйнг не мог найти основательных причин для выговора. Джаро постепенно перестал волноваться. Он неукоснительно выполнял инструкции и говорил с Нейтцбеком только тогда, когда тот к нему обращался, что очевидно вполне устраивало старого механика. Гэйнг поручал Джаро всю грязную работу, которой сам стремился избежать. Джаро набрасывался на каждое новое поручение с энергией и целеустремленностью, стараясь делать все, что требовалось, эффективно и безукоризненно — хотя бы для того, чтобы Нейтцбеку не к чему было придраться.

По мнению Джаро, к Нейтцбеку невозможно было испытывать неприязнь. Его нельзя было обвинить ни в мелочности, ни в несправедливости, а когда это требовалось, он выкладывался не меньше самого Джаро. Кроме того, Джаро начинал подмечать в характере Нейтцбека особенности, которые механик старался скрывать.

Джаро вскоре понял, что, если он будет прилежно работать и учиться всему, чему Нейтцбек мог или хотел его научить, в конечном счете он станет высококвалифицированным космическим механиком, способным починить практически любой компонент любого звездолета.

Месяца через полтора Джаро встретился в коридоре с Трио Хартунгом. Тот спросил, как идут дела.

«Хорошо», — ответил Джаро.

«И с Гэйнгом у тебя нет никаких проблем?»

Джаро ухмыльнулся: «Я стараюсь его не раздражать. Начинаю понимать, что в каком-то смысле он необыкновенная личность».

Хартунг кивнул: «Можно сказать и так. У него была бурная жизнь, он успел побывать во всех уголках Ойкумены, в Запределье — и кто знает, где еще? Говорят, он работал в МСБР — учил рекрутов приемам рукопашной схватки — но в конце концов ему надоели дисциплина и необходимость изображать энтузиазм».