Джек Вэнс - Зов странствий. - Лурулу.

«Мы не хотим ничего слышать о ваших затруднениях! Мы хотим слышать шелест хрустящих банкнот и звон полновесных монет!»

Монкриф попытался сделать хорошую мину при плохой игре: «Давайте взглянем на дело с разумной точки зрения. Нельзя допустить, чтобы незначительное расхождение во мнениях нарушило все наши планы. Я рассчитываю на большой успех в Каксе, а для того, чтобы разделить этот успех, вам нужно приготовиться».

Сиглаф издала последовательность каркающих звуков, которую при желании можно было бы принять за смех: «Не будет никакого «успеха», и никакой труппы у вас нет! Если нам не заплатят, все мы покинем это судно, как только приземлимся в Каксе».

«Ну зачем же так говорить! — с укором обратился к ней Монкриф. — Если вы покинете звездолет, не получив деньги, вам придется просить милостыню на улице».

«О нас можете не беспокоиться! — сверкнув зубами, огрызнулась Хунцель. — Мы с девушками живо устроим прибыльное предприятие. Деньги потекут рекой».

Монкриф внезапно понял, на что намекали амазонки — у него отвисла челюсть. Шарлатан приглушенно выдавил: «Вы шутите! Это немыслимо, неприемлемо!»

«Приемлемо и мыслимо! — возразила Сиглаф. — Если нам не заплатят, нам придется пользоваться теми активами, какие останутся в нашем распоряжении. А вам придется смириться с неизбежностью».

Монкриф снова повысил голос: «Не позволю! Девушки останутся на борту «Гликки»!»

Сиглаф снова рассмеялась каркающим смехом: «Старый дурак! Если ты не заплатишь, в Каксе ты запоешь по-другому!»

«В Каксе девушки сойдут по трапу вместе с нами, — прибавила Хунцель. — Им ничего больше не остается — они обязаны слушаться, пока кто-нибудь их не выкупит. Таков кабальный договор, и закон на нашей стороне».

Монкриф изобразил самую обаятельную улыбку: «Разговоры такого рода никак не способствуют достижению соглашения». Оглянувшись, он сказал: «Вот идет капитан Малуф. Может быть, он поможет решению нашей проблемы».

«Капитан тут ни при чем! — прорычала Сиглаф. — Это не его дело».

«Все, что происходит на борту «Гликки» — его дело», — возразил Монкриф и жестом подозвал капитана. Тот подошел ближе.

Переводя взгляд с одного лица на другое, Малуф заметил: «Все вы чем-то расстроены. Возникли какие-то трудности?»

«Да, — признал Монкриф. — Мы в тупике. Ваш беспристрастный совет может оказаться полезным».

«Мой совет может не понравиться никому из вас. Тем не менее, если хотите, я готов рискнуть и выразить свое мнение».

Монкриф вкратце разъяснил сущность конфликта, стараясь сохранять по меньшей мере видимость объективности. Сиглаф и Хунцель вставили несколько более или менее язвительных замечаний, после чего три девушки тоже высказали свое отношение к происходящему.

Капитан присел на край софы и взглянул на столик: «Что это за бумаги?»

«Это мои заметки — сценарий нашей следующей программы», — объяснил Монкриф.

Малуф посмотрел вокруг: «Может ли кто-нибудь из вас предъявить документы, обосновывающие ваши претензии?»

«Нам не нужны никакие документы, — прорычала Хунцель. — Наши требования основаны на простом арифметическом расчете».

Малуф взглянул на Монкрифа: «А вы? Что вы можете предъявить?»

«Только некоторые расписки и квитанции — может быть, пару учетных ведомостей с указанием прибылей и расходов, связанных с представлениями, перечень инвентаря и несколько сценариев будущих программ. Впрочем, эти документы могут пролить свет на достойное сожаления финансовое положение труппы».

«Никто вас не просил проливать свет! — рявкнула Сиглаф. — Не наводите тень на плетень и заплатите все, что нам причитается!»

Капитан поднялся на ноги: «Могу дать только один совет: каждая сторона должна собрать всю имеющуюся у нее документацию — памятные записки, договоры, заметки о путевых расходах и все остальное, что может иметь отношение к делу — и тщательно подготовить как можно более подробный перечень предъявляемых требований. После этого мы сможем вернуться к переговорам — в любое удобное для вас время».

Сиглаф и Хунцель разочарованно поморщились и удалились к себе в каюту.

«Я — профессиональный антрепренер, известный изобретательностью и сценическими успехами. Я устраивал бесчисленные балаганные представления на фестивалях и ярмарках, не говоря уже о многом другом, но никогда не считал гроши и не вел бухгалтерские книги», — уныло развел руками Монкриф.

«Вам следует внимательно просмотреть все свои записи, — порекомендовал Малуф. — Одна цифра стóит десятка допущений и предположений».

Дальнейшим переговорам при посредничестве капитана воспрепятствовало неожиданное происшествие. Ночью неизвестные лица тихо и незаметно, как призраки, вынырнули из степных просторов. Собравшись у дальнего склада, они со знанием дела, быстро и бесшумно взломали дверь, вынесли тридцать два баллона с кейзиком и скрылись в высокой траве.

Проснувшись рано утром, Винго пошел прогуляться, захватив с собой камеру в надежде застать врасплох меренга, привлеченного любопытными запахами. Проходя мимо дальнего склада, стюард заметил признаки взлома, а также множество следов в смятой траве и удалявшуюся на северо-восток колею, оставленную колесами фургона.

Винго отчитался о своих наблюдениях перед Малуфом, и капитан поручил Мирону известить о происшедшем начальника космопорта.

Когда Мирон явился в управление Освига, тот поглощал завтрак — горячую кашу — запивая ее сладким чаем. Ситуация не требовала проявлять особый такт, и Мирон обошелся без вступлений: «Плохие новости! Кейзик стащили».

Освиг безразлично уставился на Мирона и неспешно поглотил остатки каши, после чего повернулся к радиофону.

Находясь рядом, Мирон слышал, как Докерль весело отозвался на вызов: «Слушаю!»

Голос Освига почти срывался от раздражения: «Вопреки моим указаниям, вы не поторопились и все еще не выехали в Палактус».

Докерль стал поспешно оправдываться: «Мы готовились в отъезду, но нам пришлось иметь дело с чрезвычайными обстоятельствами! Теперь все препятствия преодолены, и мы можем выехать с минуты на минуту!»

«Не трудитесь! — сухо сказал Освиг. — Лалланкары вас опередили. Кейзик пропал. Если вы не возражаете, позвольте мне критически отозваться о вашей безответственной склонности к бесконечным проволочкам — надеюсь, вы сами понимаете, что ваше поведение никоим образом не согласуется с заветами рыцарского пути!»

Когда Докерль дождался, наконец, возможности вставить замечание, он воскликнул: «Вместо того, чтобы обвинять меня в чем-то — то есть ни в чем, потому что я ничего не сделал — вы могли бы похвалить меня за предусмотрительность, так как я предотвратил бесполезную сумасшедшую гонку по степи! Тем самым я не только сэкономил время и деньги, но и позволил вам не оказаться в исключительно неудобном положении — но никакой благодарности от вас ожидать не приходится!»