Анатолий Заклинский - Последний бог (СИ)

— Я Вадим. Очень приятно.

Они спустились вниз на один этаж, где располагался и медпункт, соседствовавший с остальными хозяйственными помещениями. Екатерина была единственной медсестрой, положенной по штату, поэтому и в помещении кроме неё никого не было.

Здесь была кушетка, стол, стулья, шкаф с непрозрачными дверцами и небольшой холодильник в дальнем углу.

— Так о чём вы хотели поговорить?

— Я хотела бы помолиться.

— Просто помолиться или о чём-то поговорить?

Вадим уверенно встал напротив неё и заглянул в её большие голубые глаза.

— Я не знаю. Как-то непривычно. Я и не знала, что вы…

— Мы не афишируем это. Вы знаете, как некоторые к нам относятся, хоть никаких привилегий у нас уже и нет.

— Да. Я понимаю. Присаживайтесь.

Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы отвести от него взгляд, и прошла за свой стол. Поговорить она всё-таки хотела, но не решалась. Конечно, у каждого человека своя история, которая тревожит его, и которой он хотел бы поделиться, но всё равно это вызывает стеснение. Очень напрасно, учитывая, что по характеру своей деятельности, Вадим часто сталкивался с чем-то подобным. А уж если бы он рассказывал свою историю в подробностях, она затмила бы многие другие.

— Вы встревожены. Если уж вы решили открыться, то сделайте это. Вам сразу станет легче. И не бойтесь. Всё, что вы скажете, останется строго между нами, — он говорил мягко и легко улыбался, располагая к себе собеседника.

— Просто столько всего, а время… Уже скоро сигнал.

— Постарайтесь вкратце, если вам хочется рассказать всё здесь и сейчас. Если же вы не хотите комкать, мы можем продолжить в другой раз.

Она рассказывала путано, перескакивая с одного на другое, но Вадим всё равно понимал. То, что для Екатерины было катаклизмом, в общем плане оказалось вполне типичной историей. На неё в один узкий период времени обрушилась череда серьёзных несчастий. Умерли родители, потом погиб муж, а с родной сестрой они сильно поругались, потом она ещё долго не могла найти работу, потому что не хотела никуда уезжать из одной из южных промышленных зон. Дело было даже не в климате, а в том, что это было место, где она родилась и выросла.

— И в один момент вы решили перестать цепляться, — сказал Ожегов, — это было верное решение. Вы переехали и нашли успокоение в труде.

— Я всё равно как-то…

— Ваша сестра. В каких вы сейчас отношениях?

— Мы иногда разговариваем, но всё равно как-то…

— Вам нужно обсудить с ней ваш тогдашний конфликт и убедиться, что всё забыто. Пожалуй, он давит на вас больше всего. Всё остальное, как бы не было тяжело, решено. Близких не вернуть, и останется только свыкнуться. Жизнь продолжается.

— Всё так просто, да? — в этой фразе ему слышался укор, но он не воспринимал его.

— Да. Всё очень просто. В сущности, я вам даже не нужен, вы почти всё сделали для себя сами, — он снова мягко улыбнулся, — сложите ваши руки.

Он придвинулся ближе и поставил свои локти на стол. Хоть Екатерина и была не слишком рада тому, что затеяла, выполнила его просьбу. Сложила руки, немного склонила голову и закрыла глаза. Всё по неписанной инструкции, но всё совершенно не имеет смысла. В ней чувствовалось напряжение, а ведь это первое, что нужно было отринуть. Без этого не было смысла пытаться проникнуть в глубину своей души и что-то там обнаружить.

— Вы напряжены, — мягко сказал Вадим, кладя свои руки поверх её, — выдохните и успокойтесь.

— Не получается.

— Получится. Слушайте моё дыхание и постарайтесь дышать также.

Он медленно вдохнул и так же выдохнул. Сначала у неё не получилось, но потом она уловила темп.

— Напряжение уходит, тело растворяется в покое, и вы двигаетесь вглубь себя.

Он чувствовал, как её руки становятся более мягкими. Нужно было дать ей время, а потом спросить, что именно она там видит. Но все подобные планы испортил сигнал, говоривший о том, что пора занять рабочие места. Руки Екатерины мгновенно напряглись снова. Пожалуй, реальность всё же давила на неё, и очень сильно. Но в её глазах, когда она их открыла, он увидел уже не тот укор и неверие, а благодарность. Молитва действительно подействовала на неё, хоть и не в полной мере. Он неловко улыбнулся, продолжая держать её руки.

— Спасибо, — тихо сказала она, — я слышала, они приезжали к вам. И вас забирают.

— Почему же забирают? — улыбнулся Вадим, поднимаясь, — я уезжаю сам.

— И вы вернётесь?

— Когда хотят забрать так, как имеете в виду вы, не заявляются на завод и не афишируют это. И уж конечно, этим не занимаются члены высшего совета, — улыбнулся Ожегов.

— Тогда, когда вернётесь, обязательно заходите.

— Конечно.

— И если я могу что-то для вас сделать…

— Можете, — улыбнулся он, — просто окончательно помиритесь с сестрой и постарайтесь успокоиться. Жизнь продолжается.

— Хорошо.

Кивнув, Вадим распрощался с Екатериной и быстрыми шагами направился в сторону мастер-участка. Да, конечно, избежать пошлых шуточек не удастся, но что уж поделать. Они уж точно поблуждают-поблуждают, да перестанут, а помощь человеку будет долговечной.

— Ну как, исповедовал? — спросил Дима, который во время сигнала, казалось, только начинал свой перекур.

— Вечно ты всё опошлишь.

— Да ладно. Что она хотела?

— То самое, о чём я не могу говорить с тобой.

— Ты бы к ней присмотрелся, — к ним подошёл другой рабочий, Стогов, — она девушка хорошая, и свободная. Ты тоже, знаешь, засидишься скоро.

— Да ну, я же ей не нравлюсь, наверное.

— А то она вот так взяла сама к тебе и пришла, потому что не нравишься, — сказал Дима.

— Да-да, — подтвердил Стогов, — так что ты подумай.

— Хорошо. А сейчас пойдём работать. Проверка на заводе.

— Ну, — протянул Дима, выкидывая в урну окурок, — раз святой отец призвал к труду, тут уж никто не откажется.

Остаток дня прошёл спокойно, однако покой этот был лишь внешним. Хоть Вадим и никак не показывал это, мысли его были заняты Екатериной. Наверное, так, с одного взгляда, пусть и не мимолётного, с одного прикосновения и недолгого разговора начинается влюблённость. Потом ему удалось эти мысли отогнать, потому что ему предстояло серьёзное мероприятие, где уж точно нужно было думать не о личном.

Как будто в тон размышлениям Вадима, советник Яблоков был мрачен. Конечно, по его собственным заверениям, он не имел никакого отношения к тому вопросу, для решения которого потребовался священник, но, как думалось Ожегову, если этот вопрос касается мира в целом, то он затрагивает специалистов абсолютно всех без исключения сфер.

Советник, с которым священник ехал в одной машине, молчал, и Вадим молчал вместе с ним, хоть и оставалось ощущение того, что тот хочет что-то сказать. Их транспорт тем временем выехал с окраины и направился по большой магистрали к пассажирскому космопорту.