Дуглас Адамс - Детективное агентство Дирка Джентли (сборник)

Ричард удивленно уставился на нее, она смерила его оценивающим взглядом. Он слегка покачнулся. Она стояла как вкопанная. Спустя какое-то время лошадь стала смотреть на шкаф. Во взгляде ощущалось если не удовольствие, то по крайней мере смирение и готовность покорно ждать, когда ее отведут в другое место. А еще казалось… что же это было?

Лошадь купалась в струившемся сквозь окно лунном свете. Крохотное окно действительно было распахнуто настежь, однако находилось оно на втором этаже — вряд ли лошадь воспользовалась таким мудреным способом проникнуть в ванную.

Само животное тоже выглядело странно. Впрочем, странность эта вполне объяснялась уже тем, что лошадь стояла в ванной университетского здания. Вот, пожалуй, и все.

Ричард нерешительно протянул руку и похлопал животное по шее. Шерсть была блестящей и ухоженной, шея — упругой. Она будто бы слегка изогнулась: в лунном свете все кажется удивительным. Лошадь чуть заметно тряхнула гривой, но особо не противилась, когда он прикоснулся к ней.

Не встретив возражений, Ричард снова потрепал гриву и почесал лошади морду. И вдруг увидел в дальнем углу комнаты еще одну дверь. Он осторожно обошел лошадь, приблизился к той двери, немного постоял в задумчивости и попробовал ее отворить.

Дверь вела в спальню профессора — небольшую комнату, где в беспорядке валялись книги и обувь и стояла узкая кровать. Здесь была еще одна дверь, выходившая на лестничную площадку.

И на самой площадке, и на ступенях Ричард заметил свежие царапины — вероятно, лошадь кто-то тащил сюда по лестнице. Сам бы он ни за что не хотел попробовать это проделать, а еще меньше хотел оказаться на месте лошади. Однако все выглядело именно так.

Но зачем и кому это понадобилось?

Ричард в последний раз взглянул на лошадь, которая тоже в последний раз взглянула на него, и спустился по лестнице.

— Да, действительно, — сказал он профессору. — У вас в ванной стоит лошадь. Поэтому я согласен немного выпить.

Он плеснул немного портвейна себе, потом профессору, который с бокалом в руках задумчиво глядел на огонь в камине и был явно не прочь, чтобы ему налили еще.

— А ведь я приготовил три бокала, — весело сказал профессор. — Все никак не мог понять зачем, а теперь вспомнил. Вы ведь меня спрашивали, можно ли прийти с подругой. Похоже, не вышло, и судя по всему, из-за дивана. Ничего, такое иногда случается. Ой-ой, не так много, а то прольете.

Все мысли о лошади тотчас вылетели у Ричарда из головы.

— Разве я спрашивал? — удивился он.

— О да. Я точно помню. Вы специально мне перезвонили. Я еще ответил, что это было бы замечательно, и очень обрадовался. На вашем месте я бы распилил диван. Никакая мебель не стоит того, чтобы из-за нее рисковали счастьем. Хотя… возможно, ваша подруга посчитала, что вечер будет жутко скучным, и решила заняться чем-нибудь повеселее, например, помыть голову. Знаю, я и сам поступил бы точно так же. Будь у меня шевелюра побольше, ни за что не стал бы участвовать в этом жалком сборище.

Настала очередь Ричарда бледнеть и удивляться.

Да, он предполагал, что Сьюзан не захочет с ним пойти.

Да, он предупредил ее, что будет невыносимо скучно. Но она настаивала. Говорила, что там ей хотя бы представится шанс увидеть его лицо не в свете от экрана компьютера. Он согласился и обещал взять ее с собой.

Только потом обо всем забыл. И не заехал за ней.

— Разрешите воспользоваться вашим телефоном, — попросил он профессора.

Гордон Вэй лежал на земле, не зная, что предпринять дальше.

Он умер. В этом сомнений почти не было. В груди — чудовищная дыра, однако кровь из нее сейчас уже стекала тоненькой струйкой. Ни грудная клетка, ни остальные части тела не шевелились.

Гордон посмотрел вверх и по сторонам, и ему стало ясно: чем бы он сейчас ни двигал, это не было частью его тела.

Медленно наполз туман, но понятнее ничего не стало. В некотором отдалении в траве дымился его дробовик.

Он так и продолжал лежать, будто мучимый бессонницей в четыре часа утра: заснуть невозможно, но и заняться тоже нечем. Неспособность отчетливо мыслить скорее всего объяснялась тем, что он только что испытал потрясение. Непонятно, впрочем, почему он совсем не потерял способность мыслить.

В извечном споре о том, что ждет человека после смерти — рай, ад, страдание или полное исчезновение, — несомненен лишь один тезис: каждый узнает ответ, как только умрет.

Гордон Вэй умер, но не имел ни малейшего представления, что делать дальше. Ему никогда не доводилось сталкиваться с такой ситуацией.

Он сел. Сидящее тело казалось ему таким же реально существующим, как и то, которое остывало на земле, отдавая тепло своей крови прохладному ночному воздуху.

Продолжая эксперимент, Гордон медленно и неуверенно попробовал подняться на ноги. Земля будто поддерживала его, взяла на себя его вес. Но затем вдруг обнаружилось, что веса в нем нет. Он нагнулся, чтобы потрогать почву, и почувствовал некое упругое сопротивление, подобное ощущению, когда пытаешься взять что-то онемевшими пальцами. Рука затекла. Ноги тоже, и вторая рука, и все тело, и голова.

Тело умерло. Почему не умер мозг, Гордон не знал.

Он застыл, охваченный ужасом; клубы тумана медленно плыли сквозь него.

Позади в нелепой позе неподвижно распростерлось мертвенно-бледное тело, и ему невыносимо хотелось содрогнуться. Или скорее хотелось, чтобы содрогнулось тело. Которого у него больше не было.

Внезапно он вскрикнул, однако не услышал ни звука. Он дрожал, но не ощущал дрожи.

В машине играла музыка и горел свет. Он пошел к ней. Попытался сделать это уверенно, но походка была нетвердой, слабой, неустойчивой и — да чего уж там! — призрачной. Земля едва ощущалась под ногами.

Дверца со стороны водительского кресла все еще была открыта: он вышел всего лишь на пару секунд — захлопнуть багажник.

Каких-то две минуты назад он жил. Был человеком. Рассчитывал быстро вернуться в машину и ехать дальше. Две минуты — и позади целая жизнь.

«Разве это не безумие?» — думал Гордон.

Он обошел дверь и посмотрел в зеркало.

Выглядел он в точности как и всегда. Только сильно напуганным, что неудивительно. Но это без сомнений был он. Наверное, все происшедшее ему привиделось, какой-то кошмар наяву. Его неожиданно посетила мысль: нужно подышать на зеркало.

Ничего. Ни единой капельки. Веский аргумент для докторов. По телевизору показывали: нет на зеркале пара — значит, нет дыхания. А может, с волнением подумал он, все дело в подогреве зеркал? Продавец так нахваливал машину: подогрев, электроника, сервопривод… А может, зеркала цифровые? И в этом все дело? Цифровые, подогреваемые зеркала с сервоприводом, с компьютерным управлением. Незапотевающие…